Славяне и авары. Вторая половина VI — начало VII в.
Шрифт:
Причиной сплочения славянских племен Северной Чехии под главенством хорватов, вне сомнения, явилась аварская угроза. Хотя основной натиск аварских орд был направлен против Империи, каган, разумеется, не забывал и о северных границах. Уже вскоре после закрепления авар в Паннонии они навязали «мир» на своих условиях славянам Поморавья. Раннее подчинение мораван каганату доказывается и переселением их на Балканы в ходе аварских войн, и тем, что именно Поморавье стало позднее центром так называемой «аваро-славянской» культуры Подунавья.
После подчинения мораван каганат стал представлять очевидную угрозу и для северных племен. Именно непрестанное давление авар стало стимулом к выселению части богемских словен на северо-запад, в междуречье Лабы и Заале. Этот переселенческий поток усиливался на протяжении второй половины VI в. Но чехам и другим племенам под главенством хорватов удалось отстоять и свои земли, и свою независимость. Значение хорватского племенного союза в западнославянской истории, однако, этим не исчерпывается. Исторические обстоятельства сложились так, что хорватское объединение явилось прямым предшественником чешской и одним из предшественников польской средневековой государственности.
Хозяйство, культура, общество
Вторая половина VI в. более богата объективными сведениями о внутренней жизни славянского мира, чем предшествующий период. Из авторов письменных свидетельств, прежде всего, обязаны мы этим императору Маврикию, создавшему
144
Maur. Stmt. XI. 4: 1–2; Свод I. С. 368, 369.
В этой характеристике — ни одного лишнего слова. Маврикий дает на основе имеющейся, многократно удостоверенной в военных действиях информации памятку для своих полководцев. То, что нам представляется — ив известном смысле справедливо — лестной оценкой славянских нравов, для ромея VI в. было необходимыми данными об опасном враге.
Точно так же, как информацию, необходимую уже для ромейских дипломатов, передает Маврикий сведения о славянском гостеприимстве: «К прибывающим к ним иноземцам добры и дружелюбны, препровождают их поочередно с места на место, куда бы тем ни было нужно; так что если гостю по беспечности принявшего причинен вред, против него начинает вражду тот, кто привел гостя, почитая отмщение за него священным долгом» [145] . Редкостное гостеприимство славян подтверждается позднее многократно. Оно оставалось неизменным, несмотря на все военно-политические перипетии. Несомненно — об этом можно судить и по известию Маврикия, — гостеприимство имело прочные основания и в обычном праве, и в верованиях. Месть за чужеземца являлась «священной» для гостеприимца. Памятуя о цели наставлений Маврикия, можно не сомневаться и в том, что имперская дипломатия и разведка не избегали пользоваться наивным первобытным обычаем угождения гостю в корыстных целях. Приведенное известие убеждает, кстати, в том, что эпизод с убийством дунайцами Добряты аварских послов был крайне нетипичен для славянского общества.
145
Maur. Stmt. XI. 4: 1–2; Свод I. С. 368, 369.
Характерно, что нигде (в том числе в очерке о быте и хозяйстве) Маврикий не разделяет и не противопоставляет словен («склавов») и антов. На взгляд ромея, славянские племена по-прежнему воспринимались в культурном плане как единое целое. Между тем, насколько можно судить по археологическому материалу, различия между отдельными славянскими культурами (пражской, пеньковской, ипотештинской) в описываемый период становятся четче.
Славяне в изображении Маврикия — скотоводы и земледельцы. «У них, — пишет он, — множество разнообразного скота и злаков, сложенных в скирды» [146] . Это вполне соответствует археологическим данным [147] .0 характере словенского хозяйства (правда, в областях, удаленных от границ Империи) во второй половине VI в. можно судить по материалам Бржезно. В здешнем стаде преобладал крупный рогатый скот. По костным остаткам, он составлял более половины (52%) стада. Разводили (в гораздо меньших количествах) свиней и овец. Была в Бржезно и домашняя птица — в первую очередь куры, но также утки [148] . Коневодство играло в Бржезно крайне незначительную роль (менее 2%) [149] . Но в нижнедунайских областях во второй половине VI в. его значение возрастало, в частности, благодаря угону коней у ромеев [150] . Несомненно, что во многих славянских землях (особенно на востоке) разводили и коз, которых не было в Бржезно.
146
Maur. Stmt. XL 4: 5; Свод I. С. 368, 369. «Поля» в качестве основного источника пропитания славян упомянуты у Менандра (Свод! С. 320, 321).
147
Седов 1995. С. 20–21, 80.
148
Соотношение в костном материале 1:5 при общей доле в 12% (Седов 1995. С. 21).
149
Седов 1995. С. 21.
150
Об этом упоминает Иоанн Эфесский в связи с нашествием 580-х гг. (Свод I. С. 278, 279). Но из его известия с той же очевидностью следует, что до нашествия словене «табунами коней» не располагали. О появлении у словен конницы свидетельствуют находки сбруи, в том числе на удаленных от имперских границ пражско-корчакских поселениях (Седов 1995. С. 23).
Из злаков Маврикий упоминает «в особенности» просо и пшеницу-полбу [151] . Это также абсолютно соответствует археологическим свидетельствам. Два названных злака преобладали на славянских полях. При этом в некоторых областях предпочтение отдавалось пшенице, в других — просу. Преобладание пшеницы отмечено, например, на поселении Бржезно, причем проса в здешнем зерновом материале менее 1% (при 46% пшеницы). На втором месте здесь ячмень, далее с большим отрывом следуют рожь и овес — но и их здесь больше, чем проса. Жители Бржезно разводили также бобовые — горох, чечевицу, вику, а также выращивали коноплю. Садоводство представлено сливой [152] .
151
Maur. Stmt. XI. 4: 5; Свод I. С. 368, 369. Об интерпретации отрывка см.: Цанкова-Петкова Г. Материалната култура и военното изкуство на дакийските славяни според сведенията на «Псевдо-Маврикий». Известия на Института за българската история. София, 1957. Т. 7. С. 340–341; Свод I. С. 383.
152
Седов 1995. С. 20.
В этот период в славянских землях все шире распространяется пахотное земледелие. В отличие от Прокопия Маврикий ничего не говорит о частых перемещениях славян с места на места, характерных для времен подсеки и примитивного перелога. О постепенном переходе к двуполью свидетельствует сам факт длительного существования таких поселений, как Бржезно, или общинных могильников
153
См.: Федоров Г.Б., Полевой Л.Л. Археология Румынии. М., 1973. С. 295–297; Седов 1995. С. 14, 28, 103.
154
См.: Седов 1982. С. 12.
155
Находки в Зимно, Рипневе и других смешанных или пограничных с антами поселениях (Седов 1995. С. 20). Находка в полесском Хотомеле, видимо, чуть более поздняя. В Чехии наральник происходит из клада железных изделий в Летех, который мог быть оставлен как славянами, так и германцами (Sklenar K. Pamatky praveku na uzemi CSSR. Praha, 1974. S. 282–283; Седов 1995. С. 20).
Маврикий, в отличие от предшественников, не упоминает охоту как источник существования славян. Ее относительно малое место в хозяйстве доказывается и археологически. Во всяком случае, в Бржезно кости диких животных составляли лишь 2% от всего материала [156] .
Быт славян греческие писатели второй половины VI в. описывают примерно так же, как их предшественники, что неудивительно. «Живут они среди лесов, рек, болот и труднопреодолимых озер» [157] , — отмечает Маврикий. Ему вторит Иоанн Эфесский: «Люди простые, которые не осмеливались [до нашествия 580-х гг.] показаться из лесов и из-под защиты деревьев» [158] .
156
Седов 1995. С. 21.
157
Maur. Stral. XI. 4: 7; Свод I. С. 368, 369.
158
Свод I. С. 278, 279. На Иоанна Эфесского, сирийского церковного историка, стереотип изображения северных «варваров» влиял гораздо больше, чем на руководствовавшегося практическими целями Маврикия Стратега. См.: Свод I. С. 281–282, 283.
Более осведомленный Маврикий обрисовал и топографию славянских поселений, в целом соответствующую нашим археологическим данным. «Хории склавов и антов, — пишет он, — расположены поочередно вдоль рек и соприкасаются друг с другом, так что между ними нет достойных упоминания промежутков, а лес, или болота, или заросли тростника примыкают к ним». Леса служили и естественной защитой, и местом укрытия на случай вражеской атаки [159] . В другом месте Маврикий отмечает различный размер «хорий», некоторые из которых могут «оказаться большими» [160] . Под «хориями» Маврикий, скорее всего, имеет в виду не отдельные поселения, а гнездовья, соответствовавшие соседской общине, «миру» [161] .
159
Maur. Stmt. XI. 4: 38; Свод I. С. 376, 377. О бегстве славян в «чащи и укромные уголки леса» говорит и Менандр (Свод I. С. 320, 321). Это же имеет в виду Иоанн Эфесский (Свод I. С. 278, 279).
160
Maur. Stmt. XI. 4: 43; Свод I. С. 378, 379.
161
Ср. комментарий В.В. Кучмы: Свод I. С. 391. Приводимые здесь подсчеты размера «хории» (от 4 до 5 км) чрезвычайно интересны, но не бесспорны, что признает и автор. Вместе с тем они совпадают с протяженностью, если так можно выразиться, «стандартного» словенского «гнездовья» по археологическим данным. См.: Седов 1982. С. 13.
У Маврикия имеется еще несколько странное описание славянского жилища. Славяне, по его мнению, устраивают «много, с разных сторон, выходов из своих жилищ из-за обычно настигающих их опасностей» [162] . Это совершенно противоречит предоставляемой раскопками информации о славянском жилье. В корчакских и пеньковских жилищах всегда единственный вход, закрывавшийся деревянной дверью, от которой вела лестница — спуск в полуземлянку [163] . Представляется удачным толкование, согласно которому Маврикий имел в виду не собственно жилище, а комплекс связанных жилищ [164] . Такие близко расположенные жилища принадлежали одной большой патриархальной семье, входившей в патронимию.
162
Maur. Stmt. XL 4:7; Свод I. С. 368, 369. Общая характеристика Маврикием образа жизни славян как опасного и «разбойного» породила излишнюю, как представляется, дискуссию. П.Н. Третьяков (Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. М, 1953. С. 160–162) и Б.А. Рыбаков (Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХП — ХШ вв. М., 1982. С. 52) высказывали мнение, что известие Маврикия может быть отнесено лишь к славянам непосредственно к северу от Дуная. Но, вопреки П.Н. Третьякову, Маврикий уже ничего не писал о «бродячем быте» славян. Что же касается общей картины быта славян в сравнительно небольших поселениях, то соответствующую картину мы наблюдаем по всему славянскому ареалу того времени. Напротив, в Придунавье быт славян был, несомненно, гораздо богаче и в известном смысле стабильнее, чем далеко на севере, куда не доходила задунайская добыча и где еще господствовало подсечное земледелие. К слову, в условиях аварского нашествия и внутриславянских передвижений едва ли могла иметься вполне свободная от угрозы войны и межплеменного столкновения территория. Маврикий говорит об обычае зарывать клады в случае опасности; П.Н. Третьяков уверенно связал его с дунайским порубежьем. Эти места, несомненно, и были известны Маврикию, но славянские клады той эпохи раскопаны не здесь, а в Поднепровье и Южной Прибалтике. Что же до характеристики быта славян как «разбойного», то это просто клише, относящееся к «варварам»врагам. Нет оснований не использовать известия Маврикия для характеристики всего антского и словенского ареалов.
163
См., например: Седов 1995. С. 11.
164
Третьяков 1953. С. 164–165.