Славяне и авары. Вторая половина VI — начало VII в.
Шрифт:
Эти сведения о славянском оружии полностью соответствуют археологическому материалу, в котором отмечены металлические наконечники стрел и копий. Ножи и топоры, также засвидетельствованные археологами, для боя не предназначались. Однако этим арсенал славянского воина не исчерпывался. Во время войн и набегов в виде трофеев славянам доставалось самое разное оружие [224] . В частности, высоко ценились мечи, наличие которых у славян косвенно засвидетельствовал Менандр [225] . Примерно в описываемое время из древневерхненемецкого языка было заимствовано слово «броня» [226] .
224
Об этом свидетельствует Иоанн Эфесский (Свод I. С. 278, 279).
225
Добрята в изложении греческого историка говорит: «… пока существуют войны и мечи» (Свод I. С. 320, 321). Б. Крекич и М. Томич (комментаторы фундаментального югославского издания
226
ЭССЯ. Вып. 3. С. 55.
Насколько можно судить по свидетельствам современников, славяне сражались преимущественно пешими. Однако при набегах на Империю в руки им попадало достаточное количество коней, чтобы создать конницу [227] . К концу VI в. она у дунайских словен уже имелась [228] . У антов же, судя по устойчивым мотивам их искусства, коневодство всегда играло немалую роль. Следует отметить, что верховая езда отмечена археологами и для чрезвычайно удаленных от имперских границ племен — у венедов на землях нынешней Польши.
227
Это явно и имеет в виду Иоанн Эфесский, сообщая, что славянам наряду с оружием ромеев достались и «табуны лошадей» (Свод! С. 278, 279).
228
Theoph. Sim. Hist. VII. 4: 11; Свод I. С. 34, 35.
Маврикий оставил красочное, но несколько противоречивое описание боевой тактики славян. Сперва [229] он повествует, что «они ни боевого порядка не знают, ни сражаться в правильном бою не стремятся, ни показываться в местах открытых и ровных не желают». Последнее совпадает со свидетельствами более ранних и современных авторов, которые единогласно свидетельствуют, что славяне предпочитали для войны места лесистые и гористые. «Если же и придется им отважиться на сражение, — продолжает Маврикий, — они с криком все вместе понемногу продвигаются вперед. И если неприятели поддаются их крику, стремительно нападают; если же нет, прекращают крик и, не стремясь испытать в рукопашной силу своих врагов, убегают в леса». Там славяне имеют «большое преимущество, поскольку умеют сражаться подобающим образом в теснинах» — еще один отмеченный уже Прокопием факт. Более того, по описанию Маврикия, славяне нередко бежали в леса, будучи застигнуты с добычей. Но как только противник скапливался у брошенного обоза, славяне внезапно обрушивались на него. Судя по «Стратегикону», подобную хитрость они применяли не раз.
229
Maur. Strat. XI. 4: 12–13; Свод I. С. 370, 371.
В другом месте — и здесь-то можно увидеть некое противоречие — Маврикий описывает достаточно правильное сражение со славянской ратью. Славяне здесь уже имеют некий строй. Во всяком случае, «занимая более укрепленное место и будучи защищенными с тыла, они не допускают возможности, чтобы подвергнуться окружению или нападению с флангов либо с тыла». Император предлагает в таком случае завлекать славян в засаду притворным бегством [230] .
Скорее всего, противоречие кажущееся. В первом случае описывается славянская атака, действительно выглядевшая, на взгляд ромея, беспорядочной. Хотя можно предположить, что в первых рядах сражались члены воинских братств — их боевой клич и внешний вид должны были повергнуть противника в страх. Далее говорится о славянах, застигнутых на марше, — причем стоит обратить внимание, что добычу они держали в одном месте строя, так что она могла служить зримой приманкой для противника. Во втором же описании характеризуется славянская оборона, удерживание занятой позиции (например, в тех же «теснинах»). Разбить ее можно было, по мнению Маврикия, спровоцировав славян на анархическую, по их обыкновению, атаку.
230
Maur. Strat. XI. 4: 28; Свод I. C. 374, 375.
И Маврикий в данном фрагменте, и Военный Аноним [231] говорят об эффективности применения засад в войне со славянами. Но если автор трактата «О засадах» относится к славянам довольно пренебрежительно и не говорит об опасности засад с их стороны (в отличие от болгар), то Маврикий более осведомлен. Он не раз подтверждает известный уже Прокопию факт — славяне и сами чрезвычайно искусны в военных хитростях, внезапных нападениях, засадах [232] .
231
Свод I. С. 362, 363.
232
Maur. Strat. XL 4: 8, 13, 24, 33, 39; Свод I. С. 369–377.
Маврикий приводит любопытный пример военных хитростей славян. По его словам, они «мужественно выдерживают в воде, так что часто некоторые из них, оставшиеся дома и внезапно застигнутые опасностью, погружаются глубоко в воду, держа во рту изготовленные для этого длинные тростинки, целиком выдолбленные и достигающие поверхности воды; лежа навзничь на глубине, они дышат через них и выдерживают много часов, так что не возникает на их счет никакого подозрения. Но даже если тростинки окажутся заметными снаружи, неопытные посчитают их растущими из-под воды» [233] .
233
Maur. Strat. XI. 4: 10; Свод I. С. 370, 371.
Уже во времена Прокопия, при нашествии 550–551 гг., славяне впервые стали захватывать укрепленные города. Тогда еще неизвестно о применении ими каких-либо сложных технических средств. Но славяне учились — и у самих ромеев, на службе им, и у имеющих немалый опыт кочевников. Во всяком случае, при осаде Фессалоники в 586 г. славяне уже имели немало разнообразных осадных приспособлений [234] . Греческие авторы отмечают особые способности славян в наведении переправ через водные преграды. Так, Маврикий пишет: «Они опытнее всех людей и в переправе через реки» [235] . Феофилакт Симокатта отмечает, что авары пользовались руками славян для переправы через Дунай [236] . Для переправы, как и для движения по рекам, славяне использовали плоты и челны-однодеревки. На славянском челне умещалось два десятка воинов [237] .
234
ЧСД, 13; Свод II. С. 113.
235
Maur. Strat. XI. 4: 10; Свод I. С. 370, 371.
236
Theoph. Sim. Hist. VI. 3: 9–4: 5; Свод II. С. 16–19.
237
См.: Theoph. Sim. Hist. VI. 9: 5–6, 11–12; Свод II. С. 22, 23, 24, 25.
Во второй половине VI в. славяне впервые спускают свои суда на море. Первым подобным примером, как уже говорилось, была попытка проникнуть морем за стену Херсонеса Фракийского в 559 г. Тогда «гунны» (а вернее, надо думать, словене из гуннского войска) построили примитивные транспортные плоты. При этом они не слишком умело подражали ромейскому кораблестроению.
О том, что представляли собой эти первые морские суда славян, можно судить по сообщению Агафия Миринейского: «Они собрали огромное количество тростника, самого длинного, крепкого и широкого и, окропив стебли и увязав их веревками и шерстью, изготовили множество плотов. Сверху поперек они наложили прямые деревянные бревна, как скамьи для гребцов, но не везде, а только по краям и посередине. Скрепив их самыми крепкими узами, они соединили и связали между собой как можно прочнее так, чтобы три или четыре образовали один плот, имеющий достаточное пространство для помещения четырех гребцов, и чтобы они способны были выдержать тяжесть помещенного там груза и не затонули вследствие недостаточной величины… Чтобы увеличить их плавучесть, передние их части немного округлили и загнули назад наподобие носа, и, подражая бортам корабля и парапетам, они приладили с каждой стороны колки для весел и устроили нечто вроде передней и задней частей корабля, где не было весел и скамей для гребцов» [238] .
238
Agath. Hist. 21; Агафий 1996. С. 200–201.
Мы помним, что первая попытка морского боя кончилась для славян неудачно. В 586 г. под Фессалоникой они строили «широкий деревянный плот» — вновь не добившись в морском штурме успеха [239] . Впрочем, уже спустя год после осады Фессалоники славяне успешно вторглись на остров Эвбея. Негативный опыт учитывался, и в VII в. греческий автор уже признавал, что славяне «приобрели большой навык в отважном плавании по морю с тех пор, как они начали принимать участие в нападениях на Ромейскую державу» [240] . Навык этот обретался не только на южных морях. В последних десятилетиях VI в. славяне на севере достигли Балтики. Уже в следующем веке они оказались в состоянии совершить переселение через ее воды на остров Рюген.
239
ЧСД, 145; Свод II. С. 114, 115.
240
Свод II. С. 84, 85 (Феодор Синкелл).
Военное дело славян развивалось и совершенствовалось в борьбе с ромеями и кочевниками. Слабые стороны славян — первобытный характер общества, отсутствие централизации, известная стихийность войн и набегов — были в то же время и сторонами сильными. Они делали невозможным, прежде всего, насильственное подчинение славянских земель, организацию на населенной славянами территории постоянного чужеземного управления. Силы славян и Империи были несопоставимы — но славяне начали с ромеями войну на измор в условиях, когда Константинополю противостояли и более сильные враги.