Славянская мифология
Шрифт:
Смысл этого обряда заключался в том, что, смывая и стирая со своего тела недуг, хворобу, больной как бы снимал его с себя и вместе с тряпицей и брошенной рубашкой передавал кусту или дереву как земным представителям того небесного райского дерева, которое точит живую воду, исцеляющую болезни. Считалось, что как только оставленные лоскут или рубашка истлеют, так должна сгинуть и сама болезнь. Позднее, когда ясное понимание смысла подобных представлений было утрачено, этот обряд получил характер жертвенного приношения лесным и водяным духам.
Существовали целые священные рощи, в которых все деревья считались божественными, и грех было срывать с них ветку. Об одной такой роще в Упсале — древней религиозной столице Швеции (ее деревьям поклонялись древние славяне-язычники) упоминается в книге «Золотая ветвь» Дж. Фрезера.
Говоря о развитии религиозного мышления славян, он отмечает, что, когда в деревьях стали видеть уже не тело древесного духа, а только его жилище, которое дух волен покинуть, тогда был сделан значительный шаг вперед в религиозном мышлении. Анимизм (лат. anima — душа) превратился в политеизм (гр. poly — много, theos — бог).
Анимизм — одна из древнейших форм верований, а конкретно вера в то, что во всех предметах и явлениях заключается таинственная душа, управляющая ими. Политеизм — многобожие, поклонение многим богам, в иерархии которых находили отражение общественные отношения людей. Вместо того чтобы рассматривать дерево как живое и сознательное существо, человек видел в нем теперь инертную безжизненную массу, в которую на более или менее длительное время вселяется сверхъестественное существо. Будучи в состоянии свободно перемещаться от дерева к дереву, это существо в силу такой способности обладает правом собственности или владения на все деревья и, перестав быть лесным духом, становится лесным богом. Коль скоро древесный дух отделился от единичного дерева, начал меняться и его облик — он принял форму человеческого тела.
ДРЕВЕСНЫЕ ДУХИ
Где-то анимизм и политеизм соприкасались, во всяком случае поклонение древесным духам широко внедрилось в сознание многих славянских народов. В Западной Европе были широко распространены предания о людях, заживо замурованных в фундаментах и стенах разных построек из дерева, а позднее и из камня, особенно в средневековых замках и городских крепостях. Чаще всего это были дети, которых приносили в жертву духам. Согласно поверьям, такая жертва должна была обеспечить прочность постройки. С этим обычаем некоторые авторы связывали древнерусское и болгарское название городского кремля «детинец», но, согласно легендам славянских народов, в новостройках замуровывали не детей, а молодых женщин. В Сербии было широко известно поверье о крепости Скутари, которую называли также «постройка Скадра».
Три года строили три брата крепость Скадр на реке Бояне. С ними строили: 300 мастеров и не могли возвести даже фундамента, так как каждый раз то, что было построено за день, ночью уничтожала злая волшебница облачная дева вила. Наконец, сама вила сказала одному из братьев: «Не мучайся! Найди брата Стояна с сестрой Стояною, заложи их в фундамент, и построишь, что нужно». Пострадала жена младшего брата, которая сначала приняла за шутку то, что строители окружили ее бревнами и камнями, а когда поняла весь трагизм положения, когда мольбы о спасении были отвергнуты, она попросила строителей оставить отверстие для ее груди, чтобы кормить сына Иованна, а также отверстие для глаз, чтобы она могла видеть малыша. Ее просьбу исполнили, и она, согласно поверью, целый год кормила сына. «Как было тогда, так и осталось: и теперь идет от нее питание, как чудо и еще как исцеление жен, у которых нет в груди молока».
В нижегородском кремле жертвой жестокого обычая якобы стала Алена — молодая жена местного купца Григория Лопаты.
В злополучный день Алена проспала утром и, спеша принести воды, возвращалась с коромыслом и ведрами не кружной дорогой, а более короткой тропинкой по склону горы. В стороне от тропинки она увидела яму, которая была «словно могила», и подошла к ней из любопытства. Строители окружили Алену, крепко привязали ее к доске и спустили в вырытую яму вместе с ведрами и коромыслом — обычай требовал положить с жертвой все, что было при ней. Рабочие отказались зарывать молодую женщину, но главный мастер сделал это сам, говоря:
Пусть погибнет она за весь город одна, Мы в молитвах ее не забудем. Лучше гибнуть одной, да за крепкой стеной От врагов безопасны мы будем…По некоторым легендам, фундамент новостройки орошается человеческой кровью. В Шотландии господствовало убеждение, будто древние жители этой страны — пикты, которым местные легенды приписывали неразрушаемые доисторические постройки, обагряли человеческой кровью краеугольные камни для своих сооружений. Подобный обычай объясняется тем, что в мировоззрении древних народов человеческие жертвы служили «компенсацией» древесным духам за срубленные («умерщвленные») для постройки деревья.
Со временем жильцы научились обманывать духов, подсовывая им в основание дома вместо людей каких-нибудь животных — кабана, быка, козла, кошку, собаку, петуха. Поляки при закладке дома убивали петуха, восточные славяне — курицу. У поляков, помимо этого, существовало поверье: первое существо, которое вступит во вновь отстроенный дом, непременно заболеет и умрет. Вот почему в новый дом, еще не перейдя порог, бросают сначала кошку, собаку или курицу. То же поверье известно и у сербов.
Украинские строители нового здания при первом ударе топора заклинали тех или иных животных, чтобы предстоящие беды пали на них, а не на тех людей, которые будут жить в доме.
Вообще сельские жители верили, что деревенские плотники имеют свои тайны, и эти тайны делали их «опасными» в глазах непосвященных. Например, считалось, что если они берут для постройки скрипучее дерево, то жильцы дома будут беспричинно кашлять, дерево с наростом — у жильцов будут нарывы, со снятой корой — будет падать скот и т. п.
Почитание и уважение дерева, отождествление его с живым существом было широко распространено у славян. Согласно их поверьям, дерево ощущает боль. Не случайно герои русской сказки «Курочка и петушок», когда им требуется взять немного лыка (коры) у растущей липы, прежде посылают к корове за маслом, чтобы помазать липе «больное место». Славяне уверяли, что трава «плакун» плачет, когда ее срывают. В треске сломленной ветки, в скрипе расколотого дерева они слышали болезненные стоны, в увядании видели иссушающее горе и т. п. Дерево от ударов железом содрогалось, чахло и проливало кровь (сок). «Ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли приклонились», — говорится в «Слове о полку Игореве».
БЕРЕЗА, ТОПОЛЯ, КУСТ
Многое было связано с деревьями и травами в обрядах Троицкой недели, когда перед наступлением этих праздников, совершавшихся в честь весны, крестьяне отправлялись в поля и рощи, собирали разные травы, рубили ветки молодых березок и других лиственных деревьев. Поскольку такие порубки были связаны с чествованием деревьев, то считалось, что дерево не могло «обидеться».
В глубинных российских губерниях на семик собирались в леса и рощи, сплетали венки, пели песни, срубали молодую березку, наряжали ее в женское платье или обвешивали разными лоскутами и лентами. Затем следовал общий пир, для которого все готовилось вскладчину или ссыпчину, т. е. собирали с мира (со всех) муку, молоко, крашеные яйца и другие припасы. По окончании пиршества наряженную березку с радостными песнями и плясками несли в деревню и ставили в избранном с общего согласия доме, где она оставалась до Троицына дня гостьей. В пятницу и субботу приходили ее навещать, а в воскресенье выносили к реке и бросали в воду.