Славянские шутки (О нелегкой жизни украинских националистов)
Шрифт:
Командир батальона сказал пламенную речь, суть которой сводилась к тому, что у молодого государства нет денег, так как их разворовали свергнутые недавно олигархи (Москалюку тут же вспомнились: Кока, пожирающий бутерброд с черной икрой, и вечно пьяная рожа нынешнего президента). Но это, мол, не снимает ответственности с бойцов, вызвавшихся добровольно защищать отчизну. И так далее и в том же духе.
Выступление командира (бывшего рецидивиста, освобожденного новой властью из тюрьмы, в которой он сидел за разбой) не вызвало в рядах бойцов никакого воодушевления, так как начальник хрустел кожей новеньких форменных ботинок, а каждый здравомыслящий патриот в кедах понимал, что рецидивисты бывшими не бывают.
Роты развели на отведенные им
К этим подозрениям его привели так называемые барахолки, расположенные рядом с позициями новоиспеченных гвардейцев. Там торговали военной амуницией. На этих рынках можно было купить все, что угодно — начиная с бронежилета и заканчивая переносным зенитно-ракетным комплексом. Причем, как новыми вещами, так и подержанными. А продавцами являлись крепкие неразговорчивые люди, одетые в камуфляжную форму. Все как один — мордовороты, обвешанные с головы до ног оружием. И все как один — со стеклянными глазами, полными наркотической дури, которой провоняла каждая частичка их одежды. На плече любого из них красовался шеврон, поясняющий, что перед вами находится боец батальона территориальной обороны с названием «Шепетовка». Все знали, что такие батальоны финансируются олигархами и являются, по сути, их личными войсками. В связи с этим в голове у национального гвардейца возникал справедливый вопрос: если в результате революции олигархи были свергнуты, то откуда у них взялись личные войска? А деньги на их содержание? Если деньги украдены у государства, то надо их вернуть и купить Москалюку ботинки. А то как же он в кедах будет отчизну защищать?
От таких вопросов у Петро сначала пухла голова, но в один прекрасный момент он плюнул на все неясности и купил себе индивидуальное средство защиты. Российский бронежилет пятого класса в подержанном состоянии стоил двести долларов, а новый — двести пятьдесят. Москалюк не стал жадничать, и приобрел новый. Можно было купить американский за сто, но Петро был уже наслышан о качествах заокеанских средств защиты и потому даже не рассматривал такой вариант. И оказался прав.
Хотя приобретение не защищало полностью от пуль, выпущенных снайперскими винтовками, но от всех остальных мелких опасностей давало довольно ощутимую гарантию, и Петро уже много раз успел сказать «спасибо» бронежилету и самому себе за предусмотрительность.
Но недоумение Мурзика по поводу покупки столь нужной вещи вызвало у Петро раздражение, и он хотел было обматерить грузина как следует, но вдруг махнул на него рукой и тяжело вздохнул. Мурзик, угадав состояние своего товарища, перестал скалиться и совершенно серьезно произнес:
— Кто-то давно сказал: «Пусть мне плохо в моем отечестве, но это — мое отечество!» Или не так сказал? Ну, в смысле, не фиг осуждать меня за то, что я такой мазохист… Эх, Петруха! Ну какого черта ты делаешь в этой стране? Поехали со мной в Зимбабве?
— Нет, я люблю Украину, — печально покачал головой Петро, отвинчивая с фляжки колпачок.
— Расистам хорошо везде, а в Зимбабве — тем более.
— Я не расист, а националист.
— Хрен редьки не слаще, — задумчиво заключил Мурзик. — Кстати, а что это у тебя во фляжке?
— Вода, — ответил Москалюк.
— Погоди, — весело сказал грузин и вытащил из пазухи плоскую никелированную емкость. — Самогон есть. У этих отморозков с батареи еще на прошлой неделе купил. Берег до своего дня рождения. Оно у меня должно через четыре дня случиться. А доживем ли? Обидно, если грохнут, а пойло невыпитым останется. Будешь?
Петро радостно кивнул головой и запустил свою фляжку вглубь траншеи. Мурзик протянул емкость Москалюку, но вдруг отдернул руку и с подозрением в голосе поинтересовался:
— А если сейчас эти шахтерские ватники в наступление пойдут? Ты под действием алкоголя не будешь с воплями «Слава Украине» под танки с гранатой бросаться?
— Нет-нет! Мы же договорились сдаться! — вскричал Петро, возбужденно встряхнув головой.
— Да тихо ты, Швейк чертов! — прошипел грузин. — Спалишь всю контору…
И они принялись поочередно прикладываться к фляге, занюхивая самогон рукавами, так как уже третий день сидели в окружении, и последняя банка тушенки была ими доедена утром.
Глава четвертая
Февраль 2015 года. Та же местность.
В блиндаже было бы, конечно, гораздо теплее, но в эту ночь Петро с Мурзиком находились на переднем крае обороны, в самой первой траншее, и должны были нести караульную службу, охраняя сон бойцов своей роты от неожиданного нападения луганских сепаратистов. Но поскольку они приняли решение сдаться, то ни о какой караульной службе даже не вспомнили. В связи с этим рассвет застиг их спящими.
Они прижались друг к другу как малые дети, и спокойно дрыхли, сидя на подсумках с магазинами. Самогон существенно согрел не только их тела, но и души, уставшие от непрерывного страха и траншейной неустроенности. Храп, раздававшийся из окопа, мог бы послужить прекрасным ориентиром для разведгруппы противника, если б она решила в эту ночь добыть парочку «языков». Но в посылке на передний край разведчиков у луганских бойцов не было никакой необходимости по двум причинам.
Первая заключалась в том, что сепаратисты и так прекрасно были осведомлены о составе частей национальной гвардии, занимавших позиции напротив них. Им было известно все: численность личного состава, количество и качество вооружения, расположение подразделений и упадническое настроение доблестных защитников новой украинской власти. Это было связано даже не с тем, что беспилотные летательные аппараты чудесно справлялись со своей функцией и шпионили с неба, принося много полезной информации для защитников Луганска. Все дело заключалось в местном населении, которое, используя тайные тропы, болталось туда-сюда через позиции и сообщало сепаратистам обо всем увиденном и услышанном в подразделениях украинских «правительственных войск». В этой части земель, которые до переворота входили в состав Украины, народ не считал Бандеру и Шухевича национальными героями, а называл их вурдалаками, упившимися в свое время человеческой кровью, и потому крайне негативно относился к бойцам национальной гвардии, поддерживая в противовес им луганских и донецких ополченцев.
Вторая же причина следовала из первой. И звучала она так: зачем что-то разведывать, если и так все известно и с утра должно начаться наступление? И оно началось!
Лишь только первые лучи солнца появились в небе, как заработала артиллерия и минометы. Москалюк с Мурзиком продрали глаза и сразу поняли, что в их ночном окопном сидении не было никакой необходимости. Лучше бы они спали в блиндаже.
Похлопав озябшими руками по коленям, Мурзик встал, высунул голову над бруствером и сообщил:
— Мельтешат. Бегают туда-сюда. Готовятся к наступлению.
Петро, инстинктивно вжимая голову в плечи при пролете несущихся над головой реактивных снарядов от установок «Град», спросил:
— Флаг белый будем высовывать?
— Ты что, дурак? — Мурзик уселся рядом с ним и покрутил пальцем у виска. — Хочешь, чтобы по нам сзади открыли стрельбу твои оболваненные соотечественники? Да и белой тряпки у нас не найдется. Даже белье наше стало уже неизвестно какого цвета от грязи…
Петро подумал, что насчет оболваненности Мурзик слегка загнул. Оболваненными Петро и его соратники были до майдана и во время переворота. Как только они попали на фронт, многие вещи сразу же встали на свои места. Москалюк вспомнил гнусную рожу бойца, продавшего ему бронежилет. Петро тогда спросил у него: