Славянские сказки
Шрифт:
Она ему говорит:
— А чтоб тебя! Ведь это ж и был золотой заяц! Ну смотри, я опять пойду: и если кто будет выходить и скажет тебе, что тут нет золотого зайца, ты не верь, а хватай его!
Забралась она в нору, опять гонит. Вдруг выходит старая-престарая бабка и спрашивает парубка:
— Что ты, сыночек, тут ищешь?
— Золотого зайца.
А она ему говорит:
— Да откуда ж ему взяться? Здесь его нету!
Сказала и ушла. А тут выходит дивчина, спрашивает его:
— Ну что, нет зайца? Никто
— Да нет, — говорит, — выходила старая бабка, спрашивала у меня, что я ищу. Я сказал ей, что золотого зайца, а она говорит, тут его нету, вот я ее и пропустил.
Тогда она говорит:
Почему ж ты ее не схватил? Ведь это же и был золотой заяц! Ну, теперь уж тебе его больше никогда не поймать, разве что я сама обернусь зайцем, а ты принесешь меня и положишь ей на стул, но только не давай ей в руки, а если отдашь, она узнает и разорвет и тебя и меня.
Так она и сделала: обернулась золотым зайцем, а он взял принес того зайца, положил Змее на стул и говорит ей:
— Нате вам зайца, а я от вас уйду.
— Хорошо, — говорит, — уходи.
Вот он и пошел. И только вышла Змея из дому, обернулся заяц опять дивчиной и следом за ним. Бросились они бежать вместе. Бегут, бегут. А Змея посмотрела, видит — что то не заяц, а ее дочка, и давай бежать за ней в погоню, хочет ее разорвать. Но сама-то Змея не побежала, послала своего мужа. Бежит он за ними, слышат они — земля гудит... Вот она и говорит:
— Это за нами гонятся. Обернусь я пшеницей, а ты — дедом и будешь меня сторожить, а как спросит тебя кто-нибудь: "Не видал ли парубка с дивчиной, не проходили ли мимо?" — ты скажи: "Проходили, когда эту пшеницу сеяли".
А тут Змей и летит, спрашивает у деда:
— А не проходил ли здесь парубок с дивчиной?
— Проходили.
— А давно проходили? — спрашивает.
— Да еще как эту пшеницу сеяли.
А Змей и говорит:
— Эту пшеницу пора и косить, а они только вчера пропали.
И назад воротился.
Обернулась Змеева дочь опять дивчиной, а дед парубком, и давай бежать дальше.
Прилетает Змей домой. Змея его спрашивает:
— Ну что, не догнал? Никого не встречал по дороге?
— Да нет, — говорит, — встречал: сторожил дед пшеницу; я спросил у него: не проходили ли, мол, тут парубок с дивчиной? А он говорит: проходили, когда еще пшеницу сеяли, а ту пшеницу впору косить, вот я и вернулся.
Тогда Змея ему говорит:
— Почему ж ты этого деда и пшеницу не разорвал? Это ж они и были. Беги опять за ними, да чтобы непременно их разорвал!
Летит Змей. И слышат они, что летит он опять за ними, — аж земля стонет. И говорит она:
— Ой, снова летит! Обернусь я монастырем, таким старым, но вот-вот развалится, а ты — чернецом. И как спросит тебя кто: "Не видал ли, мол, таких-то?" — ты скажи: "Видел, когда еще монастырь этот строился".
А тут и Змей летит, спрашивает
— Не проходили ли здесь парубок с дивчиной?
— Проходили, — говорит, — когда еще монастырь строился.
А Змей говорит.
— Да они вчера пропали, а монастырь-то, пожалуй, лет сто как строился.
Сказал и назад воротился.
Приходит домой, Змее рассказывает:
— Видел я одного чернеца, возле монастыря ходил он; спросил я у него, а он говорит, что проходили, мол, когда еще монастырь строился; но тому монастырю уже лет сто, а они-то ведь вчера только пропали.
Тогда Змея и говорит:
— Почему ж ты не разорвал того чернеца, а монастырь не разрушил? Ведь это ж они и были! Ну, теперь я сама: побегу, ты ни к чему негож!
И побежала.
Вот бежит... Слышат те — как земля и стонет, загорается. Говорит ему дивчина:
— Ой, теперь мы пропали: уже сама за нами бежит! Ну сделаю я тебя речкой, а сама рыбой-окунем обернусь.
Прибегает Змея, говорит реке:
— Ну что, убежали?
И вмиг обернулась она щукой и давай за рыбой-окунем гнаться, хочет ее поймать, а та повернется к ней своим колючим рыбьим пером, и не может схватить ее щука.
Гонялась, гонялась, а не поймала; задумала она тогда всю речку выпить.
Стала пить, напилась, да и лопнула.
А дивчина, которая была рыбой, говорит тогда парубку, что был речкою:
— Смотри, нам бояться уж нечего! Пойдем к тебе домой, но смотри, как войдешь в хату, всех можешь поцеловать, да только дядиного дитяти не целуй, а как поцелуешь, забудешь меня. А я пойду в селе к кому-нибудь в наймички.
Вот вошел он в хату, со всеми поздоровался и подумал про себя: "Как же мне с дядиным ребенком да не поцеловаться? Они обо мне дурное что-нибудь подумают".
Поцеловал он ребенка и вмиг позабыл про свою дивчину.
Пожил он с полгода и задумал жениться. Посоветовали ему за одну красивую дивчину свататься, и позабыл он про ту, что его от змея спасла, за другую посватался.
Вот вечером, перед самою свадьбою, зовут молодиц на "шишки". Позвали и ту дивчину, с которой он вместе бегством спасался, хоть никто и не знал, что она за девка такая. Стали "шишки" лепить, и вылепила та дивчина из теста голубка и голубку, поставила их на пол — и вдруг стали они живые.
И воркует голубка голубю:
— Неужто ты позабыл, как я для тебя лес корчевала, пшеницу там сеяла, из пшеницы паляницу пекла. Змее ты отнес?
А голубь воркует:
— Позабыл, позабыл!
— А неужто ты забыл, как я за тебя гору раскапывала и Днепр пустила туда, чтобы байдаки по нему к амбарам ходили и чтоб ты ту пшеницу на байдаки продавал?
А он воркует:
— Позабыл, позабыл!
А голубка опять спрашивает:
— А неужто ты забыл, как мы вместе за золотым зайцем охотились? А ты меня и позабыл!