Славянский «базар»
Шрифт:
– Азербайджанец с писклявым голосом? Он еще вместо «был», всегда «бил» говорит. – Николай тут же вспомнил толстого азербайджанца с широкими, по-женски округлыми бедрами. – Я с ним поговорю, он тебя обижать не будет.
– Не надо, – забеспокоилась Катя. – Гейдар – хозяин, каких еще поискать надо, он ни разу ко мне не приставал. Вот Ленка из конца перехода, она комнатными растениями торгует, мне всегда жалуется, что ее хозяин спать с собой заставляет. А не согласится – уволит. Ленка – она красивая, и жених у нее есть, на рынке работает, осенью свадьбу сыграть собрались. Если узнает, убьет.
– Захотела
– Тебе легко говорить. Ты мужчина. А нам, женщинам, выбирать не приходится. Мне еще повезло. – Катя, не стесняясь, разглядывала Николая, от ботинок до макушки, глаза ее горели неудовлетворенным желанием.
«Помани ее пальцем, и побежит. Может, и остановить свой выбор на ней? Даже домой к себе водить не придется. Если надо, дверь на защелку закроет и тут отдастся, за прилавком, в стекляшке киоска. Незатейливая. Дура, но порядочная. Нет, нельзя с ней, она всегда под боком будет. Если бы для одной, двух встреч, то подошла бы. Постоянно – с тоски зайдешься. Проста она, а простота – хуже воровства».
– Давай покурим, – предложила Катя и, не дождавшись согласия, закрыла дверь на ключ, вывесила объявление «Технический перерыв».
Девушка она была хозяйственная, имела все свое: и сигареты и зажигалку. Катя присела на корточки, спрятавшись за прилавком.
– И ты садись, чтобы нас видно не было, – она потянула Николая за руку, пришлось повиноваться.
Бунин и Катя сидели на корточках, над прилавком вился легкий сигаретный дымок.
– Я красивая? – спросила девушка.
– У тебя голос приятный.
– А как вы, слепые, определяете, красива девушка или нет?
– Что касается меня – на ощупь.
Не успел Николай опомниться, как Катя схватила его руку и прижала к своему лицу.
– Мне нужно знать, красивая я или нет. Только честно говори.
Бунин почти не испытывал никаких чувств, когда скользил пальцами по лицу девушки-цветочницы, он уже успел настроить себя на то, что никогда между ними ничего не произойдет. Когда он прикоснулся к ее подбородку, Катя заметно вздрогнула, она уже готова была к тому, что рука переместится ниже – на шею, на грудь, задышала чаще. Бунин отнял руку, поднес ее к своему лицу, глубоко вздохнул.
– Ты – клевая.
– Правда? – вырвалась у девушки, и только после этого она сообразила, что слово «красивая» так и не прозвучало.
– Но духи смени на менее терпкие.
– Ты – гад.
– Ты просила сказать правду.
– Девушкам правду никогда не говорят.
– Я пошел, спасибо, что согласилась присмотреть за моим инструментом. Ты, Катя, очень хорошая и красивая, помни об этом. – Николай нащупал ключ в замке и вышел из киоска, туда сразу же нырнул дорого одетый мужчина и попросил завернуть в бумагу три желтые розы из тех, которые так старательно обрезала цветочница.
Разговор с Буниным на Катю подействовал не лучшим образом, она взяла и честно предупредила покупателя, правда, уже получив с него деньги:
– Они долго стоять не будут.
– Мне не надо долго, – подмигнул мужчина, – мне надо впечатление произвести.
– Тогда удачи вам и счастья, – уже дежурными словами, которыми напутствовала
Николай тем временем выбрался из перехода, он быстро шагал по улице, лишь для порядка постукивая перед собой дюралевой тросточкой. Он промчался два перекрестка и сбежал по эскалатору в метро.
«Сегодня я найду достойную девушку для одной встречи. Никакой любви. Только секс. Ну… и, конечно же, чтобы поговорить с ней можно было, чтобы утром стыд не замучил».
В вагоне сквозь темные очки Николай вновь принялся изучать женщин.
«В метро незнакомым мужчине и женщине легче всего узнать друг друга. Достаточно одного долгого взгляда, чтобы понять, получится у меня с ней или нет. Хочет ли она знакомства. Но… я слепой, и этот способ не для меня».
На «Белорусской» Бунин вышел на поверхность, взял билет на электричку, сел в головной вагон. Свободных мест хватало, но он не садился. Поезд уже тронулся, а Николай медленно брел по вагонам, разглядывая пассажиров. Пригодились сегодняшние наблюдения, он не выбирал наугад, а пытался отыскать девушек уже намеченных типов. Один вагон, второй… пятый. Бунин замер, у окна сидела натуральная блондинка лет восемнадцати-двадцати, рядом с ней стояла плетеная корзинка с едой. Девушка читала книгу с зубодробительным названием «Современная французская философия», не замечая ничего вокруг себя, она не подняла голову, даже когда поезд остановился высадить и принять пассажиров. Николай осторожно присел в соседнем ряду. Мысль работала:
«Читает философию, в которой я ничего не смыслю. Не исключено, что умна, если не рисуется перед публикой. Продуктов везет с собой мало. Значит, для себя одной. Стоит рискнуть».
Он нетерпеливо поглядывал на девушку перед каждой станцией, но казалось, она забыла, куда и зачем едет. Читала и читала. Николай ощущал, что она ему все больше и больше нравится. Она оказалась привлекательной, но неброской красоткой, чтобы заметить ее, следовало присмотреться. Девушка беззвучно шевелила губами, проговаривая текст книги, склонила голову к плечу, и от этого стала еще милее.
«Когда же она пойдет на выход?»
Наконец девушка, продолжая читать, поднялась и вышла в тамбур. Бунин, постукивая палочкой, последовал за ней. Наконец-то блондинка обратила внимание на что-то, кроме философии. Здоровый человек сразу чувствует себя неуютно, оказавшись наедине с увечным. Спутница Николая попыталась пропустить его впереди себя, но он стоял с гордо поднятой головой, в стеклах очков мелькали отражения деревьев. Поезд замедлил ход, створки двери с шипением разъехались. Дюралевая палочка заплясала над крутыми ступеньками, Бунин занес ногу, но медлил опустить ее.
– Я вам помогу спуститься? Вы не возражаете? – предложила девушка.
– Пожалуйста. Конечно же… извините… спасибо, – умело изобразил замешательство Николай и вытянул руку в пространство.
Блондинка крепко сжала его руку тонкими, но сильными пальцами и бережно помогла спуститься с поезда. Николай благодарно кивнул и громко позвал:
– Жан! Жан! Я приехал!
Никто ему, естественно, не ответил. Откуда в Подмосковье было взяться мифическому Жану? Блондинка, уже успевшая высвободить руку, замерла.