Славянское фэнтези
Шрифт:
Такого предложения Индриг никак не ожидал. Ему льстило оказанное доверие, но в то же время в голове роились подозрения. Он — да и не только он — как-то не представлял себя в роли посланника. Такая работа подходила ему, как козе воловья упряжь.
— Ты хотя и дань ему платишь, по отцу вы все-таки братья. Почему сам с ним на большаке не встретишься?
— То-то и оно, что братья! — воскликнул Турмаш, оскаливаясь. — Семейная неурядица у нас с Казимой вышла. Большего тебе знать не надо.
— Так бы и сказал, что братца на дух не переносишь и видеть его не желаешь.
— Поговори мне еще! — огрызнулся воевода.
— Когда ехать нужно?
Турмаш поразил Индрига. Вместо того чтобы ответить самостоятельно, он вопросительно уставился на Барбуну.
— Завтра, — сказал старик. — Как только солнышко над землей покажется, так и поедешь. Аккурат к вечеру о Казиму споткнешься. И не вздумай по дороге в мешки с дарами руки запускать. Даже не заглядывай, чтобы искушению не поддаваться. Дирхемы есть дирхемы.
«Мог бы и не напоминать, что мысли читаешь», — подумал Индриг.
От городских ворот они направились прямиком к палатам воеводы. Индриг не звал Михася следовать за собой, но и не гнал. Проще сказать, не замечал странствующего кощунника, плетущегося за ним на своей лошадке, будто хвост за кобелем. Таким манером Михась проник во двор Турмаша, огороженный частоколом. Он хотел было войти и в палаты следом за Индригом, но латники в начищенных до блеска колонтарях поверх красных кафтанов скрестили тяжелые наконечники рогатин перед самым его носом.
Дожидаясь возвращения Индрига, Михась не тратил времени зря. Он сразу же, безошибочно и быстро, вычислил по характерным запахам избушку, служившую кухней. Работая в трактире, он привык питаться вкусно, регулярно и досыта. Про рацион странствующего кощунника нельзя было сказать ни первого, ни второго, ни третьего. За время своих скитаний Михась успел отведать такие специфические блюда, как амбарная крыса на вертеле, гнилая капуста, тушенная с вороньим мясом, уха из лягушек, ивовая кора в собственном соку. Так что о еде он думал почти постоянно.
Обнаруженная в избушке полная розовощекая девка, выдержав первую волну комплиментов, рассмеялась и дала Михасю блин с завернутым в него творогом. Вторая волна, более тонкая и изысканная, вогнала ее в краску. Михась вылетел с кухни, охаживаемый мокрым полотенцем. Вслед за этим он помог ребятишкам выучить пушистого рыжего щенка сидеть, чем произвел сильное впечатление на подвыпившего десятника. Тот оказался человеком щедрым и общительным. Михась охотно отхлебнул из его фляги ржаного самогону. Расспросил о том о сем. Еще раз отхлебнул, пошутил, посмеялись, отхлебнул, неудачно пошутил, получил в ухо…
Индриг вышел от воеводы довольный и вместе с тем озадаченный. К тому моменту Михась просто бурлил от накопленных слухов, новостей и вопросов. Потрогав распухшее ухо, все сразу выкладывать не решился. Начал издалека. По второму уху не хотелось. Индриг, занятый какими-то беспокойными мыслями, прервал его, предложил поесть и выпить. Михась обнаружил, что путешествовать в обществе Индрига не только безопасно, но и выгодно. Люди воеводы устроили их на ночлег во вполне приличный сарай на заднем дворе, сухой
— Так ты и правда тот самый? — спрашивал Михась, зубами сдирая отдающее дымком мясо с бараньего ребра.
— Дело прошлое. Выпьем, Грек!
Они пригубили из внушительных глиняных кружек. Сурья была отменной, из личных запасов Турмаша.
— Подумать только! Сам Соловей-разбойник! — восхищался Михась. — Только мне одно не понятно. Если муромский воевода тебя волоком за кобылой на казнь притащил, как ты здесь со мной сидишь, мед пьешь?
— Славная была драка, — ответил Индриг, принимаясь за блины. — Сперва бились крепко и всерьез. Людей посекли примерно поровну. Когда совсем не ясно стало, чья возьмет, кто домой вернется, а кто вечно на той прогалине гнить останется, мои лихие людишки в одну сторону бежать кинулись, а Илюшины дружинники в другую. Тем все и кончилось. А насчет того, что он меня на веревке куда-то там тащил, — это Илюша сфантазировал для репутации. И кто из нас больший плут и тать, кто в жизни лиха больше наделал — я или воевода муромский, еще смотреть надо и долго сравнивать. Выпьем, Грек!
Бочонок опустел уже наполовину.
— А правда, что от твоего свиста всадники с лошадей падают?
— Врут, конечно, — ответил Индриг, ногтем ковыряя между зубами. — От свиста и лист с дерева не упадет.
— Врут, — эхом повторил Михась.
Съели сыр с хлебом.
— Почему ты мне тогда в лесу не сказал, что убил волколака? Я ж всю ночь трясся от страха.
— Слышал я, как ты трясся! — с хохотом сказал Индриг и довольно реалистично изобразил храп.
Михась надулся.
— Разве ж я храплю?
— А то?! — Индриг расхохотался еще громче.
— Но сказать-то мог!
— Вот признайся честно, ты бы мне тогда поверил, скажи я, что прикончил проклятого?
Михась почесал затылок, посопел, обдумывая вопрос.
— Нет, пожалуй.
— Выпьем, Грек!
Разлили остатки сурьи по глиняным кружкам. С сожалением встряхнув над ухом пустой бочонок и ничего не услышав, Индриг откатил посудину в угол сарая. Выпили.
— Знал я еще одного охотника за головами. — Михась икнул и заглянул в свою кружку, надеясь, что там осталось еще на глоточек. Кружка была пуста. — Его только те награды интересовали, которые за людей обещаны. А всякие чуда, упыри, проклятая кровь — этим он брезговал. Хотя я-то знаю, что на самом деле он боялся. И все другие боятся. Особенно крови проклятой. Ведь попади она в твою, и ой-ей, что с тобой сделается! Сам звериной обратишься!
Индриг отмахнулся.
— Мне что человек, что чудо. Я заговоры знаю. — Он начал перечислять, загибая пальцы: — От меча, от стрелы, от сварливой бабы, от огня, от… нет, от воды не знаю, от хворей знаю, от воды — нет. От проклятой крови знаю, от меча, ну и еще там разные. Вот. Дирхемы есть дирхемы. А за чью они голову, зубы, уши или сердце, мне без разницы.