Славянское фэнтези

Семёнова Мария Васильевна

— Я не против, но все-таки хотелось бы узнать…

— Зачем мы здесь? — докончил за него Индриг.

— Вот-вот.

— Прибирая к рукам отцовские владения, Казима извел всех своих братьев, которые могли претендовать на его место. Турмали — бастард, да еще и полукровка — был не в счет. Он так и останется воеводой в маленьком городишке, если с Казимой ничего не случится до того момента, как его старшенький достигнет сто восьмого месяца и будет посвящен в мужчины. А произойдет это следующим летом. Неудивительно,

что Турмаш отвел нам роль палачей Казимы.

Михась аж подскочил.

— Нам? — только и выдавил он.

— Мне и тем латникам, которые остались на перекрестке. А ты по собственной дурости в это влез. Не обессудь.

— Как?.. Я хочу сказать, каким образом?

Индриг пожал плечами:

— Волшебство. Мы привезли его на этой подводе. Не берусь сказать, какое именно. Но, полагаю, чары здесь необычайной силы. Они должны убить Казиму, а заодно и нас. Свидетели Турмашу ни к чему.

— Барбуна?

— Он и есть. Ночью наш кудесник так ворожил в воеводиных палатах — стены тряслись! Мне, пьяному дураку, невдомек было, что старый шкодник затеял.

— Барбуна, которому ты продал зубы волколака? — осипшим голосом спросил Михась. Его воображение плодило страшные картины.

Индриг поскреб пальцами в волосах, обдумывая свежую идею.

— Пожалуй, в твоих словах есть доля истины, греческая твоя душа. Давай под елку! Если тут замешана проклятая кровь — дело дрянь.

— Что ж ты раньше-то не сказал, Соловушка? — бормотал Михась, суетливо протискиваясь в проделанный Индригом ход. Убежище показалось ему совсем ненадежным и не внушающим доверия. — Я б лошадок сторожить остался.

— Я думал о монгольском порохе и греческом огне. От них можно укрыться. Зубы как-то со всем этим не вязались. Теперь мне думается иначе.

Произнося это, воин печально улыбался. Он не мог с уверенностью дать определение своим эмоциям. Вначале смешались страх и возбуждение. К ним добавилось безразличие обреченного. Появилось любопытство. И еще своеобразная гордость от мысли, что если ему суждено погибнуть в ближайшие часы, то смерть эта будет достойной и весьма необычной.

Индриг вслушался в нарастающий гул. Войско совсем уже близко. Того и гляди, первые всадники покажутся из-за поворота. Он собрался последовать за Михасем, но вдруг остановился:

— Не могу я так, — развернулся и бегом кинулся к подводе.

Грек видел через прорехи в паутине ветвей, как Индриг торопливо распрягает черногривого, шепчет ему на ухо. Тяжеловоз отреагировал на тайные слова в точности как и Злодей. Заржал, замотал головой. Только вместо того, чтобы застыть столбом, резво затрусил прочь. В сторону, противоположную приближающемуся войску. Индриг проводил его взглядом и широкими прыжками вернулся к бурелому. Отдуваясь, залез в нору.

— Тесная берлога, — сказал он, опускаясь на колени и еще раз оглядывая убежище.

Грек смотрел на него, склонив голову.

— Ты знаешь, что скоро здесь погибнут люди.

— Верно, — кивнул Индриг.

— Знаешь, что сам можешь погибнуть.

— Знаю.

— И при этом заботишься о том, чтобы лошади не пострадали?

Индриг захлопал глазами, смутился.

— Не могу я так вот запросто приговорить скотину. Жалко мне ее. Понял?

— А людей?

— Иногда.

— Иногда?

— Заткнись!

Первые всадники, которых они увидели, настороженно и возбужденно закружили у подводы, сдерживая приплясывающих коней. Среди аваров особенно выделялся великан с длинными обвислыми усами. Он казался слишком большим и тяжелым для своей черной в белых яблоках лошади. Вислоусый тыкал рукоятью плети, указывая на покойников, и удивленно, а порой сердито восклицал. Остальные галдели, не соглашаясь с ним.

— Узнали мертвецов, — перевел Индриг. — Спорят, кому ехать к Казиме. Хаган может выпороть горевестника.

— Странная традиция, — заметил Михась.

Вислоусый сорвал широченной лапищей посольскую бляху с одного из тел. Силой вложил ее в ладонь оказавшегося ближе всех остальных воина. В ответ на возражения грозно рявкнул и указал рукоятью плети направление. Назначенный горевестником боец, зло ругаясь, ускакал.

— Все идет как надо, — удовлетворенно сказал Индриг.

— Ты знал, что передовой отряд не прикоснется к возу до прихода Казимы, если там будут трупы послов.

Индриг не ответил, но по его лицу можно было догадаться, что он воспринял слова Михася как похвалу. Замысел, родившийся на перекрестке одновременно с командой «К бою!», начал реализовываться. Через минуту войско Казимы шумной крикливой волной нахлынуло на обозримый участок тракта, заполонило усеянную пеньками делянку. Теперь сквозь просветы в переплетениях ветвей можно было увидеть лишь конские брюхи, хвосты и ноги. Порой мелькал сапог, упирающийся в стремя или оскепище копья. Под ель проник крепкий запах конского пота и немытых человеческих тел. Освещение заметно убавилось. Грек сжался в комочек. Он шепотом затараторил молитву, часто поминая Иесуса и мелко крестясь. Индриг отрешенно уставился в одну точку, начал быстро-быстро потирать ладони друг о друга, ничего не замечая вокруг себя.

Однородный гул, схожий с тем, который можно услышать на рыночной площади в разгар большой ярмарки, прорезали властные окрики. Мельтешение вокруг бурелома усилилось, достигло пика и резко пошло на убыль. Стало светлее. Вскоре на делянке осталось не более десятка всадников. Михась вновь мог видеть тракт и стоящую на нем подводу. Тел на возу уже не было. Два воина в добротных одеждах и украшенных золотыми завитками колонтарях стаскивали мешковину, укрывающую дары. За ними нетерпеливо наблюдал…