След человеческий (сборник)
Шрифт:
— В окраску берем, старо на ново переделыва-ам!
— Красили маклачить пошли, — говорили о них в деревнях.
Красили ходили от двора к двору с большими узлами, забирая в работу холсты, пряжу и старые, вылинявшие обноски. Потом возвращались к себе в Палищи, купали «товар» в чанах с кипящей краской, сушили его, отглаживали и снова пускались в путь, разнося окрашенные вещи заказчикам.
Промысел этот считался довольно барышным, но со временем красильное ремесло стало менее выгодным. В деревенской жизни произошли заметные перемены. В лавках сельпо бойчее пошла торговля мануфактурой, ткать холсты крестьяне давным-давно перестали. В Палищах были созданы
Продукция трафаретного живописца шла, что называется, нарасхват. Уже чуть ли не в каждой избе можно было встретить ковер с оленем или с тремя богатырями, остановившимися на распутье в древнем диком поле.
И вот тут-то наиболее ухватистые красили смекнули, что горшки обжигают не боги и что производство ковров— дело не такое уж сложное, зато барышное. Вскоре у заезжего мастера появились местные конкуренты. Правда, богатырские кони на их коврах напоминали, скорее, свиней или кошек, но это не смущало красилей. Они бойко торговали своим товаром и опять потянулись по деревням, но теперь с новым возгласом:
— Ковры, покрывала расписыва-ам!
Некоторые дерзнули даже пуститься в дальний отход. Запасшись красками и прихватив с собою «струмент», состоящий из набора трафаретных листов картона, сапожных щеток и помазков, целыми семьями отправлялись они на Север, в Сибирь, в казахстанские степи и там — в Кулунде, в Магадане, на Ангаре — развернули производство и сбыт своей живописной продукции. Тысячами штамповались покрывала и коврики, зарабатывались немалые деньги.
Все это было бы очень хорошо, и оставалось бы только радоваться — мужики богатеют! — если бы не происходило обратного процесса: обнищания местных колхозов.
Колхозы Палищенского куста многолюдны, но малоземельны. На каждый гектар пахотной земли здесь приходится по три-четыре работника. Казалось бы, при этих условиях земля уж никак не будет «гулять»: и обработают ее вовремя, и засеют в нужные сроки, и урожай соберут. На самом же деле палищенцы то опаздывают с севом, то не успевают убрать урожай, и часть его уходит под снег. А в оправдание говорят:
— Не справились, рук не хватило.
Землю красили давно уже перестали считать кормилицей, и отношение к ней у них было самое нерадивое. Поля, где раньше сеяли рожь, стали зарастать молодым сосняком, луга заболотились и заросли осокой, а колхозный скот зимой погибал от бескормицы. Вот почему, рассказывая о браконьере, убившем лосенка, Аким Горшков вдруг вспомнил палищенских красилей. В отношении к земле они для него были такими же браконьерами.
9
Однажды Горшков позвонил мне по телефону из московской гостиницы и сказал:
— Я, знаете ли, завтра улетаю на Кубу.
— Куда, куда?
— На Кубу, в составе советской парламентской делегации. Вернусь, вероятно, недели через две, и тогда приезжайте-ка на Нечаевскую.
Я пожелал ему счастливого путешествия, сказал, что на Нечаевскую приеду, а сам подумал: «Ну мог ли батрак из деревни Нармучи Василий Горшков представить себе, что сын его когда-нибудь поедет на Кубу, да еще членом парламентской делегации?
Через две недели я приехал в колхоз «Большевик». На крылечке председательского дома меня встретил черноглазый маленький мальчик и, крикнув: «Вива Куба!» — сообщил, что дедушка только что возвратился и сейчас отдыхает.
Это был внук Акима Васильевича, Андрюша. Отец Андрюши, сын Акима Васильевича Александр, работал главным агрономом опорно-опытного хозяйства, созданного при колхозе «Большевик», а мать — зоотехником.
Оба они были еще совсем молодые, но уже успели показать себя дельными специалистами. Аким Васильевич гордился тем, что сын и сноха стали достойными продолжателями дела, которому он отдал почти полвека.
Жили они все вместе, одной семьей, а в Андрюше старший Горшков просто души не чаял.
— Дедушка отдыхает, — повторил Андрюша. — Хотите, я его разбужу?
— Не надо, пусть отдыхает. Ведь он знаешь, как далеко был — за океаном.
— Знаю.
Но Аким Васильевич уже проснулся, распорядился насчет чая, предложил мне гаванскую сигару, а сам закурил «Беломорканал» и сразу начал рассказывать о Кубе. Он был переполнен новыми впечатлениями…
Вечером на Нечаевскую приехал председатель Владимирского облисполкома Тихон Степанович Сушков. Он был по делам в Гусь-Хрустальном и, узнав, что Аким Горшков возвратился из заграничного путешествия, решил навестить его.
— Ну, каково настроение, Аким Васильевич? — спросил Сушков. — Интересно съездил, много повидал?
— Настроение хорошее, — ответил Горшков и снова стал рассказывать о Кубе, угостил и Сушкова гаванской сигарой, показал кубинские фотографии.
— Значит, все отлично, — сказал Сушков. — А тут райком партии выдвигает перед вами одну увлекательную задачу.
— Какая же это задача? — спросил Аким и постарался изобразить на лице своем любопытство, из чего я понял, что об этой задаче он уже осведомлен, но пока что не хочет высказать своего отношения к ней.
Сушков также решил воздержаться от разъяснений и ответил:
— А вот завтра утром подъедем в райком, и там все узнаешь.
Утром отправились в Гусь-Хрустальный.
В детстве и юности я, может быть, сто раз проезжал и ходил пешком из родного городка до Нечаевской. Расстояние не бог весть какое. Но тогда это были глухие места. Например, за маленькой речкой Мокшар ютился разъезд Волчиха, названный так потому, что волки напали здесь на путевого обходчика. Зимней ночью вышел он с фонарем проверить линию узкоколейки и в полуверсте от дома на него набросилась волчья стая. Волки хозяйничали здесь как хотели.
Как же изменилась дорога теперь! Мы обогнали два рейсовых автобуса, несколько грузовиков. Какие уж там волки! Зайцев — и тех распугала дорога. Только елочку лисьих следов заметил я в одном месте.
Возле города, справа от дороги, хуторком стояли строения.
— Что это? — спросил Сушков.
— Наш новый свинооткормочный пункт, — сказал Аким Васильевич.
— Вон вы куда, к самому городу подбираетесь. Значит, свининкой Гусь обеспечите?
— Постараемся.
Секретарь райкома, когда мы зашли к нему, сначала также спросил Горшкова о поездке на Кубу, а потом уже приступил к изложению «увлекательной задачи». Речь шла о том, чтобы присоединить к «Большевику» тихановский колхоз, расположенный километрах в тридцати от Нечаевской.