След "черной вдовы"
Шрифт:
— А в чем, Даша, заключалась ваша, как вы заметили, постоянная помощь? Можно я вас буду звать так? —спросил Поремский, заинтересованно разглядывая женщину. — А меня можете Володей, так проще, правда? — И он улыбнулся.
Даша явно смутилась от его изучающего, но вовсе не иронического взгляда. И вообще, Владимир знал, что на его внешние данные — высокий, светловолосый, голубоглазый, физиономия симпатичная — чего вам, девки, надо? — клюют не только юные студенточки, но и куда более зрелые дамы, чем иной раз и пользовался довольно успешно. В служебных целях. И сейчас он «включил» все свое обаяние, чтобы сбить упрямый тон недовольной женщины и перевести какой-никакой, а все же допрос в русло дружеской беседы.
Может, улыбка подействовала, а может, что-то другое, но Дарья вдруг непринужденно вздохнула и сказала, зачем-то поправляя обеими руками пышные свои, натурально рыжеватые волосы:
— Ладно уж, уговорили, можно сказать… Пойдемте, что ли, туда, — она махнула полной обнаженной до плеча рукой в пространство, после чего заперла дверь на ключ и, оставив его в двери, не оглядываясь, пошла вперед, ловко лавируя между рядами вешалок с тяжелыми, пышными платьями.
На ходу развязала на спине тесемки фартука и скинула его, бросив на очередную вешалку. Так же спокойно сняла и синий служебный халат, который тоже походя устроила на очередной вешалке, и осталась в простом домашнем платье с тугим пояском.
«Похоже, у нашей дамы серьезные намерения, — с юмором подумал, следуя за ней, Владимир. — Куда она так торопится?»
И вот ведь, черт возьми! Мыслишка-то промелькнула скорее как легкий футбольный пас, а глаза так и прилипли к фигуре женщины. А что? Ну бедра, пожалуй, крупноваты, зато не рыхлые, а подбористые, сильные. И икры крепенькие, полные, и талия тоже «имела место быть» именно там, где ей и положено. Грудь, может, великовата, и что с того? Известно ведь — хорошего человека должно быть много. А у крупных людей и характеры мягче, и в контактах они проще, доступнее. Вот и эта двигалась легко, словно играючи, ловко, быстро — при ее-то полноте. Подумаешь — не изысканная красавица с обложки! А кому они нужны — те стервы? Не, нам бы вот такую, с попкой в полтора обхвата и раскаленным темпераментом, чтоб в руки взял и с ходу ощутил — то самое! Недаром же титаны Возрождения безоговорочно отдавали предпочтение именг но крупным и сильным женским фигурам, а уж они-то знали толк и в женском теле, да и во всем остальном, в чем мы их уже никогда не догоним…
Чувствовала она его взгляд или нет, он не мог бы ответить себе с уверенностью. Скорее, да, потому что когда они вошли в некий отгороженный от вешалок закуток, где теснились стол, стулья, маленькая тумбочка, какие обычно стоят в спальнях у кроватей, и обитый старинной парчой диван с высокой резной спинкой — наверняка бутафорский, она обернулась наконец и сказала:
— Вот здесь можно поговорить спокойно, чтоб никто не мешал. Здесь у нас место для отдыха. Даже чаю можем попить, хотите? — А на открытой ее шее вспыхнули алые пятна волнения. Но она, будто знала об этом, спокойно сняла со спинки стула легкую косынку (что она, специально для этой цели висела тут?) и накинула себе на плечи. — Садитесь, Володя, — и показала на диван, а сама, отвернувшись от него и низко нагнувшись, стала доставать из тумбочки чайник. И снова, как бы и невзначай, но довольно настойчиво продемонстрировала ему всю свою пышную и зрелую стать. А потом легко выпрямилась с электрическим чайником в руках и в упор уставилась напряженным взглядом — будто проверяла его реакцию.
— Так вы не ответили — хотите?
Двусмысленная фраза вызвала немедленный ответ
того же рода:
— С вами, Дашенька, — да что угодно. Чай так чай,—но голос у него предательски осип, словно вдруг запершило в горле.
— Ишь ты… — Она, не глядя на него, плеснула в чайник воду из графина, поставила на стол, забыв сунуть вилку в розетку, и шагнула к нему. Остановилась почти вплотную — он сидел на низком диване, и его нос едва не уперся в ее живот. — Ишь ты… — повторила с легким смешком, затем сильными пальцами, будто жестким гребнем, провела по его волосам — раз, другой и, наконец, резко прижала к себе его голову.
На такой вызов ответ мог последовать только один. Владимир обнял ее ноги, мягко погладил и сжал под коленями, а затем неторопливо, но решительно заскользил руками по бедрам вверх. Прижал подбородок к ее животу. Ее тут же заколотила дрожь. Он запрокинул голову и снизу посмотрел на женщину. Услышал:
— Ох ты, глаза-то какие…
Стиснул пальцами с такой силой, что она только охнула. И вдруг вся напряглась, вытянулась в его руках, прерывисто набрала в грудь воздуха и безвольно повалилась на него, опрокидывая на диван и погребая под собой…
Нет, он не чувствовал ее слишком уж тяжелой для себя. Да к тому же весьма темпераментные и энергичные движения всего ее щедро созданного природой тела не оставляли даже самой возможности для посторонних ощущений. Позже, пытаясь представить себе хоть какую-нибудь последовательность их действий, Владимир так и не вспомнил, когда сумел или, точнее, успел избавиться от своей верхней одежды, а также помог и женщине обрести ее первозданное и восхитительное состояние. Все произошло настолько стремительно и, очевидно, на подсознательном уровне, что могло показаться, будто эта бурная вспышка взаимной страсти была срежиссирована кем-то свыше, но никак не ими. Потому что, придя в себя и обнаружив, в каком они оба пребывают виде, а главное, где, в каком месте, они искренне изумились. Но опять-таки не от стеснения или неудобства друг перед другом, а от переполнявших их эмоций, требовавших немедленной и еще более мощной схватки.
Поремский был готов уже, как говорится, махнуть рукой на все и ринуться в пропасть, благо и в ней видел такую же готовность, но, оказывается, она не потеряла ощущения ни времени, ни пространства. Валявшейся рядом, на диване, косынкой она вытерла обильный пот у себя на лбу и переносице, небрежно отшвырнула ее в сторону и ловким движением вывернулась из его объятий. Сидя спиной к нему, принялась через голову надевать на себя платье, которое почему-то натягивалось с трудом, словно стало неожиданно тесным. Потом сгребла в кучку остальное свое белье, поднялась и ушла за вешалку. Сказала оттуда:
— И ты тоже оденься… пока.
– — Что значит — пока? — лениво спросил он, понимая, что она права и любые, даже вулканические, извержения — явление временное.
— Пока и означает пока. До вечера. Если дотерпишь. И не убежишь. Вот тогда и поговорим. А я уж, так и быть, отвечу на твои вопросы.
Когда она вернулась, он был уже одет. И волосы ладонью пригладил. Она потрогала пальцами холодный чайник, усмехнулась:
— Вот и попотчевала дорогого гостя чайком… Не в обиде?
— Чепуха, — отмахнулся он. — Так что, говоришь, вечером?
— На вот… — Она на листке перекидного календаря написала свой адрес, оторвала его и протянула. — Приезжай, если охота не отпадет.
Владимир бодро поднялся, чувствуя, однако, некоторое напряжение в коленях, подошел к ней сзади, обнял и ткнулся носом во влажную ее шею за ушком. Даша вздрогнула, как от удара током.
— Дотерпишь, да? — Она закинула руку ему за шею и, повернув голову, впилась губами в его губы. Наконец оторвалась и добавила с легким смешком: — Ладно уж, иди, набирайся сил. Все тебе будет, Володенька, и чай, и кофе, и какао — чего захочешь. На что охоты хватит. Идем, провожу. Только не гляди на меня, как тогда, а то я и тебе, и себе всю репутацию невзначай испорчу.