След души
Шрифт:
Пошел град, я подбежала к машине, которую, кстати, так и не вернула Коврову, и быстро в нее запрыгнула. Включив зажигание, я резко развернулась и вдавила педаль в пол. Разгонялась она молниеносно. Через минуту я была уже на автостраде и неслась куда глаза глядят, не оборачиваясь назад. Колесила по шоссе я долго, дня полтора, периодически спала в машине и ела на заправках. На вторые сутки перестал работать навигатор, сеть телефон не ловил. «Заблудилась», – решила я. Стало жутковато, но потом я увидела много машин с номерами Московской области. Москва. Меня туда тянуло каким-то невидимым магнитом. Мимо меня промелькнул спорткар со знакомым номером «ВВ001В».
– Вика, твою мать! – крикнула я.
Тачка улетела далеко, и мне пришлось поддать газу. Подрезав ее, я вышла из машины. Вика – заядлая гонщица, машины меняет как парней, новый парень – новая машина, это ее фишка, королева любой тусовки, веселая и умная, чувство юмора на уровне гениальности, двадцать один год, машину подарила мама на американское совершеннолетие. Вика выходит из машины и готовится кому-то звонить, потом смотрит на меня и говорит:
– Кравцова, ты ведь еще Кравцова, – и так загадочно смеется. – Ты что тут забыла? Где твое свадебное платье? Ты прямо на себя не похожа, худющая, я б тебя не узнала, если бы не Лехина тачка. Ты перекрасилась? У тебя же сегодня девичник, я вот туда лечу! Только из Штатов, все лето там торчала.
Это был удар ниже пояса. Девичник. Конечно. Как я могла забыть. Я его не отменяла, Леша, видимо, тоже. Захотел моего позора.
Дорогу покажешь? – засмеялась я.
Она мне:
– Педаль в пол и давай за мной, не отставай!
Через четыре часа я была на месте. Бары, клубы, люди, тусовки. Недельный алкогольный марафон. В городе меня знали. Почти жена Коврова Алексея Олеговича, владельца «АвроКорп». Пускали везде меня бесплатно, наливали тоже, наверное, надеялись, что я замолвлю за них словечко. Но ни от кого я не слышала ни слова про свадьбу. Все странно на меня поглядывали и нервно улыбались. Я нагло смотрела этим людям в лицо и ждала, что хоть кто-нибудь спросит меня про Коврова, но все молчали. И потом сразу «Контора», вип-ложа. Какая-то курица крутилась рядом со мной и все время на меня поглядывала. Достала она меня жутко, и я пошла к бару, чтобы заказать коктейль. Это все, что я помню, далее – туман…
Разглядывая панорамное окно, я вспоминала название коктейля, от которого меня вырубило. Вот что-то на языке вертелось, а вспомнить слово я не могла, что-то жаркое, фруктовое, связанное с пальмами. Мне показалось, что это процесс сведет меня с ума. Я стала приводить себя в порядок. Приняв душ и высушив волосы, я целенаправленно отправилась в кабинет к психотерапевту. Страшно. Все мои мысли сейчас будут на тарелке у этого мозгоправа. Зачем я пью, что такого страшного случилось, что я допилась до психоза, состояла ли я на учете в психоневрологическом диспансере, и, наконец, как же прошло мое детство… Я знала, о чем мы будем говорить. Я видела, как он, встречая меня, берет книгу с полки, открывает ее, а на обложке написаны моя фамилия и мое имя. Я представляла, как он ее листает, переворачивая страницу за страницей, как открывает интересные ему главы из моей жизни, как смотрит на события, которые происходили со мной, и с особой жестокостью залезает мне в мозг. Копается там, пытается найти что-то, что ему не нравится, что не вписывается в его привычный распорядок вещей, а я смотрю на все это и не знаю, что он подумает через минуту. Появилось необъяснимое чувство незащищенности, ощущение того, что я как будто нахожусь под микроскопом, который рассматривает невидимый экспериментатор. Я выворачиваю свою душу наизнанку, я на исповеди, а он на работе. Я в своем собственном мире, в мире своих переживаний, и зачем я к нему иду. Он мне промоет мозги, вынесет их по кусочкам из моей головы, потом построит собственный лабиринт и выкинет план.
Я вошла в кабинет. Каморка папы Карло. Не хватает картинки огня, а нет – вот же, монитор с видеорядом камина. Старая мебель, почти антикварная, была расставлена по периметру комнаты. Стол из индийского красного дерева был похож на аптечный столик или столик алхимика из средневековья. Для кабинета психотерапевта все было слишком мрачным. Окно было одно.
За письменным столом сидел маленький седой человек, показавшийся мне знакомым. Вступительные экзамены, член приемной комиссии. Точно! Давид Германович. Человек улыбнулся мне и сказал:
– Проходите, присаживайтесь.
– Куда? – спросила я. В кабинете стояли диван, два кресла и стул.
– Куда Вам больше нравится, – снова улыбнувшись, сказал он.
После трехдневного сна на кровати со старой провисшей панцирной
сеткой я сделала выбор в пользу кресла.
– Давайте знакомиться. Меня зовут Давид Германович Окраш.
– Кира Павловна Кравцова, – ответила я.
– Очень приятно, Кира Павловна, – с уважением ответил мне Давид Германович.
– Можно просто Кира, – сказала я.
– Можно просто Окраш, – пошутил он, – или Давид, или Германыч, – продолжал он шутить, чем меня рассмешил. Напряжение спало.
– Как Вы до такого докатились-то, Кира, – спросил он меня. – Алкогольный психоз, – продолжал он. – Психолог, из такой известной семьи…
Я сжалась в комок. Замкнулась. Да… Я из известной семьи. Мама, конечно, переживает. Отец… А вот ему наплевать. Он весь в работе. У него – то операция, то презентация.
– Если Вы знаете, кто у меня родители, точнее отец, то Вы должны понять, почему не стоит ему говорить, – улыбнулась я.
– И кто же такой Ваш отец, что не стоит ему говорить, где находится его дочь? – тактично поинтересовался он.
– О! Репутация, у него же ре-пу-та-ци-я, – саркастично проговорила я по слогам. – Я и так «позор семьи», как он когда-то выразился. Я же не врач, я провалилась на экзаменах, кстати, психиатром стать собиралась, сейчас бы с Вами пациентов обсуждали, попивая чаек в ординаторской.
– С таким характером Вам было бы очень сложно работать в психиатрии, – сказал он.
– Зато теперь я знаю, где находится средний мозг, – шутила я.
– И это замечательно. Вы знаете, бывает так, что у нас не всегда получается делать то, что хочется, и стать теми, кем мы хотели стать в детстве. Вот Вы кем хотели стать, когда вырастете? – спросил он.
– Вообще микробиологом – люблю пробирки, – улыбнулась я. – А еще я хотела помогать людям, жалко мне их, – в приемной комиссии он одним из первых начал меня «тянуть», но билет я знала настолько плохо, что даже это не помогло.
– А почему Вы решили поступить в медицинский, именно на психиатрию? – удивился он.
– Из-за отца, наверное, дед врач, он врач, я… не врач… – подчеркнула я и уставилась на Давида Германовича.
– Кира, то, что хотел Ваш отец, и то, что хотите Вы – разные вещи. Вы поймите, не многие могут здесь работать. Чрезмерно эмоциональным людям здесь тяжело. Вы просто не выдержите напряжения, с которым будете сталкиваться каждый день. Вы отдаете всего себя чужим людям, порой за счет собственной жизни, а они могут никогда не осознать, что Вы для них сделали. Свети другим, сгорая сам, как Вы знаете…