След Гунна
Шрифт:
— Меня зовут Терлог Даб, что означает Черный Терлог, — ответил кельт. — Я из рода О'Брайенов, из земли Эрин. Но сейчас я изгнанник. Я покинул родину и странствую по свету уже много лун.
— А меня зовут Сомакельд, — сказал юноша. — Мой народ — тургославы, что обитают в степях. Вон на той линии горизонта стоят сейчас временные жилища моих сородичей. Поедем со мной, тебя там радушно примут.
— Дай я сначала посмотрю твою руку, — сказал Терлог, а юный славянин засмеялся, уверяя, что это всего лишь царапина.
Кельт, опытный и искусный в деле врачевания ран, вправил сломанную кость и крепко перевязал глубокую рану от сабельного удара корой и паутиной. Сомакельд
— Где ты научился понимать мой язык? — спросил Сомакельд.
— Я повидал много разных племен, живущих в лесах, — ответил Терлог. — Они родственны степным народам, и язык почти такой же. Но скажи мне, Сомакельд, откуда здесь взялись эти турки, которых мы убили? Я видел татар — временами они совершали набеги на лесные племена, — но империя турок, как я думал, лежит далеко к югу.
— Да, это так, — кивнул Сомакельд. — Но этих псов изгнали их же сородичи.
И Сомакельд стал рассказывать их историю. Слушая его, Терлог понял, что этот юноша куда более умен и проницателен, чем молчаливые мрачные жители лесов, с которыми кельту приходилось встречаться в своих последних путешествиях. Несмотря на молодость, юный славянин уже успел побывать во многих далеких землях — он рассказывал и о южных песках, где ходил с караванами в Бухару, и о далеком Аральском море, и о великих реках Волге и Днепре. Его народ не оставался подолгу на одном месте, но и он сам, благодаря своей любви к путешествиям, объездил немало стран.
Те турки были более дикими и более кровожадными родичами сельджуков, набеги которых один за другим разрушали арабские халифаты. Их племя находилось в состоянии бесконечных пограничных войн, как с персами, так и с другими турецкими кланами. Они бросили свои пастбища, издавна принадлежавшие их предкам, и двинулись кочевать далеко вперед, вторгаясь в чужие земли.
Они пришли в степи, где столкнулись с враждебным им народом, — с теми арийскими племенами, которые продвинулись дальше остальных на восток. И вот теперь турки, которые продвинулись дальше всех на запад, постоянно воевали со своими соседями.
С той и другой стороны попеременно совершались обычные военные действия — стычки, грабежи и набеги за женщинами и конями. Кочевники-татары, тоже появлявшиеся в степях, принимали то одну, то другую сторону, в зависимости от того, какие у них в данный момент были настроения и прихоти. Но впоследствии вражда между турками и арийцами перешла в новое русло. Новый хан появился среди турок, что владели пастбищами за рекой. Это был жестокий и коварный Хогар-хан, пришедший к власти посредством убийства предыдущего повелителя. Его честолюбие не знало границ, и одних пастбищ ему уже было мало, — он грезил о великой империи, которая простиралась бы до самого Каспийского моря. Он не был безумным, заметил Сомакельд, ибо старики рассказывали немало историй о подобных — возникавших едва ли не за одну ночь — империях. Великое множество их было известно темному, загадочному Востоку.
Но у Хогар-хана было одно препятствие на пути к цели, и именно его надо было устранить в первую очередь, — тургославы, издавна населяющие степи. Его первым и главным шагом должно было стать их уничтожение.
Турки, вдохновленные своим воинственным правителем, уже разбили наголову татарские племена, кочевавшие неподалеку, убив многих, а прочих взяв в плен и заставив подчиняться воле Хогар-хана. Теперь мусульмане собирали силы, готовясь к большому походу против своих арийских врагов, и тургославы тоже начали объединяться — день и
Разведчики докладывали о том, что турки уже засылают за реку свои передовые отрады, и вот сегодня, возвращаясь домой из одного отдаленного славянского лагеря, Сомакельд столкнулся с четырьмя турками, подстерегавшими его в камышовых зарослях. «Мое племя не слишком большое, — продолжал рассказ юный тургослав, — но оно всегда побеждало своих врагов. Когда-то оно насчитывало много тысяч человек, но постоянные войны обескровили его, а отдельные ветви племени ушли дальше на запад, чтобы забыть о своей жизни на пастбищах и стать обычными земледельцами». Последние слова Сомакельд произнес с нескрываемым презрением.
— А теперь ты, брат мой, — воскликнул он вдруг, — расскажи мне, как получилось, что ты отправился странствовать в одиночку? Уверен, что ты был правителем на своей родине.
Терлог мрачно усмехнулся:
— Да, когда-то я был правителем острова, который находится далеко к западу отсюда и называется Эрин. Мой король был старым и мудрым, его звали Брайан Бору. Но он пал в сражении с рыжебородыми морскими разбойниками, называемыми ютами, хотя его народ и выиграл эту битву. Затем последовало время интриг и распрей. Месть одной женщины и ревность ее родственника стали причиной того, что меня изгнали из моего клана и я был обречен на голодную смерть в безлюдной пустоши. Но, хотя я больше и не принадлежал к своему клану, мое сердце все еще было полно гнева и ненависти к ютам, которые разоряли мою землю веками, и тогда я привлек к себе таких же изгнанников, как и я сам, и нам удалось отбить у ютов галеру.
И Терлог живописал юному славянину свои странствия, приключения и опасности, с коими он столкнулся за это время.
Корабль, ранее носящий название «Ворон», он переименовал в «Ненависть Крома», в честь древнего языческого бога. Кельты захватили этот корабль сложным путем обмана и ожесточенной борьбы, и командой его стала грязная пена морей — отбросы общества, не ценившие ни свои, ни чужие жизни. К Терлогу со всех сторон стекались разного рода бродяги, воры и убийцы, единственной добродетелью которых была бесшабашная удаль отчаявшихся людей.
Ирландские изгнанники, шотландские преступники, беглые саксонские рабы, валлийские пираты, британские висельники — именно они сидели на веслах и руле «Ненависти Крома», сражались и грабили, повинуясь приказам своего командира. Среди них попадались люди с отрезанными ушами и рваными ноздрями, с клеймом на лице или плече, с рубцами от оков на руках и ногах. Они жили без любви и надежды и сражались, как изголодавшиеся по крови дьяволы.
Единственным законом для них стало слово Терлога О'Брайена, и закон этот был железным и непреложным. Между командиром и его подчиненными не было никаких теплых чувств; они рычали на него, как волки, а он проклинал их за дикость. Но они боялись и уважали его за жестокость и храбрость, а он признавал их неукротимую ярость. Он не делал никаких попыток навязать им свою волю теми способами, какими это делают командиры и правители, действующие в согласии с остальным миром. Он лишь требовал от своих людей, чтобы они шли за ним и сражались, как демоны, если он приказывал. Он также никогда не повторял приказ дважды. В тех поистине адских условиях в кельте проснулась необузданная свирепость тигра, и из всей его кровавой команды он был самым ужасным и жестоким.