След на афганской пыли
Шрифт:
Абу Джи Зарак хоть и не предвидел столь скорого появления русских десантников, но сделал вид, что это для него не является неожиданностью. Он даже не вздрогнул, заслышав выстрелы, медленно повернулся всем телом и, прищурившись, посмотрел на белый флаг, медленно поднял руку.
– Погодите с исполнением приговора, – бесстрастно произнес он.
Батяня и двое десантников спускались с горного склона. Майор Лавров до боли в глазах всматривался: не случилось ли что-то с пленниками и заложниками. Но казнь вроде бы
«Слава богу», – подумал он, вскидывая над головой руки, показывая, что намерения у него мирные.
Майор и двое десантников спустились на равнину, замерли, не дойдя метров сто до оврага. Ветер трепыхал над ними самодельный белый флаг.
«Лишь бы не подумал, что это флаг сдачи в плен», – промелькнуло в мыслях у Андрея Лаврова.
В самом деле, и флаг сдачи, и флаг переговоров имеют на войне один и тот же цвет – белый. Абу Джи Зарак все правильно понял. Он победоносно обвел взглядом своих соратников, пленников и заложников, давая им понять, что держит ситуацию под контролем – не он собрался с кем-то договариваться, а пришли договариваться с тем, кто сильней.
Главарь талибов умел держать марку. Всего двое личных охранников двинулись с ним навстречу майору Лаврову. Однако с десяток боевиков взяли десантников на прицел. Один условный знак их главаря – и моментально был бы открыт огонь. Впрочем, точно такое же указание получили и оставшиеся на скалах люди Лаврова. Стоило ему взметнуть в воздух не раскрытую пятерню, а сжатый кулак, как от талибов-переговорщиков осталось бы только мокрое место.
Абу Джи Зарак шел впереди своих охранников. Библейский посох мерно стучал в каменистую почву, черное одеяние трепетало под ветром.
– Ну и мудила! – не выдержал прапорщик, стоявший рядом с Батяней. – Была б моя воля, я б ему одной очередью черепушку развалил.
– И мозги бы ухлюпали по камням… – невесело пошутил майор Лавров. – У нас сейчас, прапорщик, не сеанс психотерапии, а переговоры, от результата которых зависят жизни людей. Так что помолчи.
– Понял, молчу. – Прапорщик привык подчиняться приказам командира, в авторитет которого беспредельно верил.
– Делай «страшное лицо», больше от тебя ничего не требуется, – тихо молвил Батяня, присматриваясь к главарю талибов.
Абу Джи Зарак намного опередил своих охранников. Он понимал, если потребовались переговоры, то его жизни ничто не угрожает. В самом деле, чего опасаться, если у тебя за спиной столько заложников, что и сам не успел сосчитать?
Идейный вдохновитель талибов остановился в шаге от майора Лаврова. Ни один, ни другой из противников не строили иллюзий, знали – с обеих сторон в них целятся десятки стволов. Достаточно условного знака – и начнется черт знает что.
– Не стану желать тебе «доброго дня». Потому что он может оказаться последним для нас обоих.
– Ты хорошо соображаешь и не боишься смерти, – присматриваясь к главарю талибов, произнес Батяня.
Старец и мужчина в самом расцвете лет присматривались. Лицом к лицу они сошлись впервые, хотя и были наслышаны друг о друге.
– Ты тоже не боишься смерти, – почти не коверкая русские слова, проговорил Абу Джи Зарак, – именно поэтому я остановил казнь – они ее боятся. А я уважаю только смелых.
– Я тоже не стану желать тебе «доброго дня». Кто знает, кому из нас первому предстоит оказаться перед всевышним?
Предводитель талибов понимающе кивнул: мол, у нас одинаковые шансы, но поторговаться стоит.
– Там, на скале, мои люди. Они с огромным удовольствием смешали бы тебя и твоих подручных с землей…
Батяня не успел договорить. Абу Джи Зарак пожал плечами и спокойно произнес:
– Сильный не говорит, а делает. Вот он я – сам пришел.
Майор Лавров постарался взять себя в руки.
– У тебя есть заложники. – Злость во взгляде Батяни пригасла. – Это твой козырь.
– Самый главный козырь, – усмехнулся седобородый старик.
– Ты же понимаешь, что я не дам тебе уйти с ними.
– Попробуй, – пожал плечами полевой командир талибов.
– На своих людей, оставшихся в пещерном городе, можешь не рассчитывать, они мертвы.
Абу Джи Зарак ничего не ответил, лишь уголки губ дернулись в подобии улыбки. Было ясно, что и это он предвидел, а возможно, и сознательно спровоцировал. Майор Лавров с трудом сдерживал эмоции. Он старался видеть в полевом командире не убийцу и бандита, а просто человека, с которым нужно договориться.
– У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Бандит удивленно глянул на Батяню:
– Если хочешь предложить мне отпустить заложников, а за это пообещаешь не открывать огонь, то ты пришел зря. Заложники – мой щит и гарантия.
– Я предлагаю обмен: ты отпускаешь дипломата, директора музея и женщину с ребенком. Вместо них твоим заложником стану я.
Удивление во взгляде Абу Джи Зарака сменилось заинтересованностью. Как всякий бандит, он был чрезвычайно подозрителен. Пытался понять, в чем подвох.
– Какой тебе в этом смысл?
– Боюсь, тебе мне это объяснить не удастся, а потому прикинь свою выгоду. Сентиментальность для моих ребят – пустой звук. Спецназовец – профессиональный убийца. Их не остановил бы риск потерять заложников. Долго прикрываться ими ты не сможешь. Не удивлюсь, если через несколько дней нам дадут приказ на твое уничтожение. А вот моей жизнью мои люди будут дорожить при любых условиях. Тут и приказы не помогут.
Абу Джи Зарак пристально посмотрел в глаза комбата.