След в заброшенном доме
Шрифт:
В городе проживало двадцать тысяч населения, он был значимым автомобильным и железнодорожным узлом. Эшелоны здесь разгружались почти ежедневно. Станцию, оба моста через реку Перстянку и прочие военные объекты охраняли усиленные подразделения войск НКВД. Тут находились склады и арсеналы, штаб стрелковой дивизии, несколько военных баз. Севернее Свирова действовал аэродром, на котором базировалась истребительная и бомбардировочная авиация.
В городе работали райком ВКП(б) и исполком Совета народных депутатов. Но реальная власть здесь принадлежала военным – коменданту полковнику Вишневскому и его окружению.
Центральная
Отдел контрразведки прописался на улице Центральной, напротив комендатуры. Здание милиции, часть которого была отдана военным, выходило на оживленную дорогу. А окна пристройки, где сидели сотрудники СМЕРШ, смотрели в тихий необитаемый сквер, окруженный забором и постами.
Под этим зданием имелись уютные подвалы с зарешеченными секциями. До войны в них содержались уголовники, находившиеся под следствием. Теперь эти подвалы тоже не пустовали.
– Кто такой Циклоп, гражданин Гладыш? – въедливо выспрашивал у задержанного лейтенант Михаил Луговой, оперуполномоченный третьего отдела. – Мы имеем сведения, что ваша группа направлялась именно к нему. Отпираться бессмысленно. Этим вы только усугубите свою вину. Кто он, где находится, как с ним связаться?
– Начальник, ты чего пристал ко мне как банный лист? Я же все сказал, – вяло отбивался Гладыш.
Глаза его при этом усиленно моргали, он чесал руки.
– И про себя не смолчал, и про то, как оказался в бедственном положении. Гадом буду, начальник, не знаю ничего. Нам, простым смертным, такие секреты не доверяют. Майор Фосс приказал во всем слушаться Федоренко. Дескать, он ваш мозг. Попасть в Свиров, осесть. Кто такой Циклоп? Не знаю никакого Циклопа. Зуб даю, начальник.
– Адрес явочной квартиры?
– Богом клянусь, не знаю. – Несостоявшийся диверсант делал умоляющие глаза, постреливал ими то в Лугового, то в Осокина, зевающего в углу. – Федоренко собирался сообщить, когда к городу подойдем, но вы же нас в лесу уделали.
Молодой лейтенант усердно хмурился, притворялся бывалым асом, искоса поглядывал на командира. Опыта и знаний этому парню катастрофически не хватало. Всего месяц назад он был переведен в штат военной контрразведки из особого отдела при НКВД. Мальчонка смышленый, бойкий, имеющий чутье и воображение. Осокин чувствовал, что из него когда-нибудь выйдет толк, если, конечно, он доживет до этих светлых времен. Век оперативника недолог.
Военная контрразведка была сформирована всего три месяца назад, а один только третий отдел уже потерял четверых сотрудников. Трое погибли в стычке с диверсантами. Еще один, старший лейтенант Козлов, зацепил растяжку, когда осматривал заброшенное здание, расположенное на окраине города. Ногу ему оторвало по самое туловище, крови он потерял немерено, но в госпиталь попал быстро, оттого и выжил. Врачи быстро провели операцию и отправили беднягу в тыл. Теперь это не человек, а обрубок, обуза для государства.
Гладыш продолжал бубнить, уклонялся от ответов. У Лугового кончалось терпение. Он уловил многозначительный взгляд Осокина – мол, рановато выходить из себя, проявляй терпение, товарищ, – театрально вздохнул и пошел на новый круг.
В соседней комнате сидел Гусинский с трагической миной и тыльной стороной ладони утирал разбитую губу. У старшего лейтенанта Моргунова терпение уже лопнуло. Этот офицер был рослым, обладал представительной внешностью и не являлся новичком в своем деле. Характер старлея не отличался мягкостью, он был прямолинеен, как проспект. Зачастую именно это вот качество и позволяло ему добиваться успеха.
«В жизни все просто, – любил повторять Моргунов. – Если человека в чем-то подозревают, то девяносто девять процентов за то, что он виновен».
Отсутствие воображения компенсировалось у него повышенной работоспособностью.
Ударил арестанта он неудачно, теперь потирал ободранные костяшки кулака, поднял глаза и вопросительно уставился на командира. Этот парень мог браться за любую работу, но процесс ее выполнения нуждался в постоянном контроле.
– Без подвижек?
– Не особо, – ответил Моргунов. – Владимир Петрович изволят увиливать и перекладывать вину на своих сообщников. А сам он белый и пушистый, не ведал, что творил. Этот большой любитель Советского Союза просто оступился, зато в школе абвера только тем и занимался, что собирал для нас ценные сведения. Делать нечего, товарищ капитан, надо выпускать его и выписывать орден.
– Ты вроде выписал уже.
– Это не орден. – Моргунов оскалился. – Так, медалька.
– Послушайте, граждане офицеры, я рассказал все, что знаю, без утайки, чистосердечно, – заявил Гусинский. – Можете расстрелять, плакать не буду. Я давно конченый человек. Слово «Циклоп» я уже слышал. Это агент глубокого залегания, внедрен абвером давно, имеет доступ к секретным сведениям военного характера. Имя Циклопа известно только высшим офицерам разведки, да и то не всем. Неужели вы думаете, что людям моего уровня кто-то доверяет такие тайны? Это глупо. К кому мы шли – к людям Циклопа или к другим, – не представляю. Федоренко проговорился. Дескать, свяжемся с людьми, они сообщат, как и на каких объектах провести диверсии. У этих людей есть план, но нет ресурсов. Могу лишь догадываться, что это арсеналы, железнодорожный мост, склады ГСМ, важные персоны из штаба корпуса.
Офицеры переглянулись. Гусинский опустил голову. Предатель заслужил пулю. Кого сейчас волнует, по каким причинам он изменил Родине? В СССР были расстреляны и не такие персоны.
Осокину не давал покоя вопрос с Циклопом. Вражеский «крот» был неуловим. Он находился в Свирове и регулярно слал донесения своим хозяевам. Об этой фигуре своим сообщил Лазарь, сотрудник четвертого отдела контрразведки, преподаватель физической подготовки в школе абвера по фамилии Парамонов. Именно он сдал группу Федоренко, указал ее состав, время и точные координаты выброски.
О том, кто скрывается под этим псевдонимом, знали немногие – руководство и начальники отделов. То же и с Циклопом, только наоборот. Эта фигура представляла изрядную ценность для немецких штабов. Выявить «крота» советские контрразведчики пока не могли. Они тратили колоссальные усилия, теряли людей, но воз оставался на месте, а ценные сведения, способные повлиять на ход сражений в полосе Воронежского фронта, утекали за кордон.
Лазарь в разоблачении «крота» был бессилен. Любые попытки проявить любопытство по этому поводу сдавали его с потрохами.