След
Шрифт:
Страшно стало на Городце.
Зато Андрей прибодрился - заранее глядел победителем! Ведь иным людям одна мысль о заветном деле куда более сил придаёт, чем даже свершение того дела: что впоследствии с Андреем в полной мере и подтвердилось…
Данилу же, между прочим, по слову старшего брата (мол, нечего ему сидеть на чужих хлебах, когда свой угол пустует) Андрей был вынужден отпустить из Городца ещё до прибытия туда костромских бояр. Да и лишним, совсем никчёмным стал Даниил для Андрея.
Ох, как он сетовал! Ей-богу, прощаясь с Андреем, чуть слёзы не лил. Ну как же! Брат родной, столь добра от тебя поимел, век не забуду.
– Андрей, брат, куда ж ты гонишь меня со двора?
– Ладноть юроду ломать, ступай, пока не передумал.
–
– Авось не оставлю!
– Как же мне теперь, сироте… - стонал Даниил, и бояре округ качали башками: и действительно, куда ему одному-то, хромому недотыкомке, привык на братних хлебах. В конце причитаний, кажись, и сам Андрей поверил в искренность Даниилова плача и в собственную благодетельность для него.
– Ступай, брат, на Москву. Держи её исправно. А я тебя не оставлю, чать, мы одна кровь.
«Одна кровь! Захлебнулся б ты этой кровью!» - думал про себя Даниил, глаза его мокли от боли прощания, а душа пела. Без слов, в одном ликующем порыве пела его душа, вырываясь из ненавистного городецкого плена.
Уже тогда зело скрытен был Даниил Александрович и за то достоинство благодарен был брату…
Как вернулся в Москву и начал править возросший Даниил, сразу не скажешь, пока надо докончить рассказ о том, как завистливая чёрная душа всего лишь одного негодяя поставила всю страну на ножи, поставила на ножи и разнесла её в кровавые куски.
По капризной прихоти русской судьбы, не столько нелепой, сколько страшной, то ветхое, ещё непрочное, но всё-таки целое, что из мелких, рваных лоскутьев с огромным трудом, трагическими ошибками, нестерпимой болью попытался если не сшить суровыми нитками, так хотя б приметать их отец, в безумной ненависти, завистной злобе, в умопомрачении бунта и крови враз разнесли его сыновья.
Господи, пошто таким отцам даёшь таких сыновей?
В доводах Семена Тонилиевича было много спорного, а главное, опасного: кроме великокняжеской власти за Дмитрием - слава и личная доблесть, а что за ним, за Андреем? Лишь то, что он единоутробник и тоже сын Невского - боле-то ничего!
При всей нелюбви, а больше зависти - а чем я плоше?
– русских удельных князей к любому великому князю, поднявшемуся над ними, не было у Андрея уверенности, что по одному его слову Русь захочет воспротивиться Дмитрию. Тем более что ничего плохого, кроме хорошего, Дмитрий ей покуда не сделал.
Впрочем, последнее обстоятельство на самом-то деле никакого значения не имело, потому как, во-первых, хорошее и плохое познаётся в сравнении, во-вторых, Русь, как вечная дева на выданье, всегда ожидает лучшего, ну а ещё потому, что хорошее-то вспоминается и понимается лишь тогда, когда оно уже давно миновало.
Андрей про то, конечно, не думал, и потому, как ни зудело сердце, как ни чесались руки, а все одно знобко до дрожи, опасливо было ему подниматься на старшего брата.
Однако Семён Тонилиевич окромя того, что, видать, имел большой зуб на Дмитрия (да и как не иметь, когда костромские полки, ведомые воеводой Семёном, были биты под Новгородом юным Дмитрием!), был изрядно хитёр и настойчив. Ему легко было сбить с панталыку городецкого князя, который, кабы и не было никакого боярина-искусителя, всё равно пошёл бы в тот же путь. Одна утеха, что в том случае глупостей он наделал бы больше, а следовательно, и вреда меньше.
Впрочем, как знать?
Из века в век есть на земле Божий противник - ДРУГОЙ, сиречь Сатана, всегда готовый взять за руку и повести за собой того, кто сам в душе уже приготовился к греху. Так что вряд ли нам стоит Андрееву вину возводить на костромского боярина.
Тонилиевич-то Андрею лишь ближний путь указал. Да ведь к войне и злу всегда путь недалёк.
Глава четвёртая
«На коне можно завоевать мир, но править миром с коня нельзя», - когда-то сказал Чингизу пленный китайский мудрец Элюй-Чуцай [10] . Мудр был и повелитель монголов Суту-Богдо Чингис-хан: он не останавливал неумолимого и беспощадного бега монгольских коней.
10
Элюй Чуцай (Елю-Чу-Цай) - китайский философ и астролог.
Блаженство человека состоит в том, чтобы подавить возмутившегося, победить врага, вырвать его с корнем, гнать побеждённых перед собой, отнять у них то, чем они владели., видеmь в слезах лица тех, которые им дороги, ездить на их приятно идущих жирных конях, сжимать в объятиях их дочерей и жён и сладкие алые губы - сосать,– так говорил Владыка Человечества Божественный Чингис-хан.
И ещё говорил: Нет на земле человека выше монгола!
И ещё: Границы монгольского царства там, куда ступят копыта наших коней!
И ещё сказал: Когда Бог даёт путь, так облегчается дело: мы отправляемся на охоту и убиваем много врагов.
Какого Бога подразумевал Владыка Человечества, сказать трудно, потому что Чингизов Всевышний не имел имени, но, может быть, оттого до времени и крепка была древняя, простодушная, понятная всякому вера монголов в некоего Единого Бога, Творца Неба и Земли, подателя богатства и бедности, жизни и смерти, обладающего всемогуществом во всех делах.
Проста была Чингизова вера: если здесь, на земле, от пастбища к пастбищу ты гонишь тучные табуны лошадей, проголодавшись, ешь их нежное мясо, пьёшь их горячую жильную кровь и густое молоко кобылиц, если по ночам здесь, на земле, ты качаешь своих жён на волнах наслаждения, а они в благодарность за то рожают тебе красавиц-дочерей и сыновей-багатуров, если здесь, на земле, ты храбрый и удачливый воин, а сайтат твой полон военной добычи, то не сомневайся, монгол, и после смерти тебя ждёт такая же жизнь, полная трудов вечного кочевника, опасностей войны и охоты и наслаждения любви.
А потому живи открыто и смело! Будь лишь верен Великому ДЖАСАКУ [11] , в котором Божественный Чингис-хан определил все, что нужно обычному человеку для жизни: как поступать с прелюбодеем, как поступать с тем, кто повинен в содомии, как поступать с лжецами, предателями, трусами и теми, кто, входя, спотыкается о порог, а также с теми, кто посмеет мочиться на пепел или на воду [12] … Да мало ли в жизни сомнительных случаев, в которых поможет разобраться Великий Джасак. В нём ты найдёшь ответ даже на такой сложнейший вопрос: сколько раз в месяц уместно человеку напиваться пьяным (если уж нет на свете средства от того пьянства), дабы пьянство твоё другими не считалось проступком, а сам ты не проводил жизнь непрерывно в смущении и страдании… Джасак советовал напиваться не более трёх раз в месяц.
11
Великий Джасак - свод военных и гражданских законов Чингисхана.
12
За все эти преступления, впрочем, как и за многие другие, согласно статьям Джасака, полагалась смерть.