Следак
Шрифт:
— Личное поручительство, — произнес подполковник и в кабинете сразу стихло. Чета Калугиных с надеждой смотрели на своего возможного благодетеля, а вот сам директор хладокомбината как-то напрягся.
— Что вы имеете в виду? — осторожно спросил он у начальника следствия.
— Это значит, Виталий Константинович, что вы и еще один заслуживающий доверия человек дадите письменное обязательство, что ручаетесь за надлежащее поведение и явку гражданина Калугина по вызову следователя и суда. Но имейте ввиду, что ваш подчиненный обвиняется не в каком-то там мелком преступлении,
И директор хладокомбината подумал.
— Нет, я на это пойти не могу, — дернул он кадыком и, не обращая внимание на причитания четы Калугиных, покинул мой кабинет.
— Работай, — одобряюще напутствовал меня Головачев, и, подхватив Калугину под локоток, вытащил ее за собой в коридор.
Калугин сник, он буквально распластался на стуле, и грозился вот-вот с него свалиться.
Но тут заработала громкая связь и прозвучало 'Дежурная группа на выезд'. Пришлось брать приготовленную заранее дежурную папку с нужными бланками, и тащиться в дежурку. Прикинув в уме варианты, я, выходя из кабинета, прихватил с собой еще и сегодняшнее уголовное дело вместе с медицинскими документами.
— Чапыра, этих двоих уже в ИВС пора увозить! — возмутился Новиков, когда я вернул задержанного Калугина.
— Я еще с ними не закончил, видишь же выезд у меня, — отбрехался я, и поспешил выйти во двор к служебной машине.
В машине, не отвлекаясь на разговоры коллег, я набрасывал на чистом листе бумаги тезисы для постановления об избрании меры пресечения в виде залога. На этот раз нас вызвали на квартирную кражу, благо эта была небольшая однушка, так что уложились мы за час, а на обратном пути я попросил высадить меня возле прокуратуры.
— Борис Аркадьевич, — просунулся я в кабинет заместителя прокурора, — здраствуйте. Можно к вам?
— Заходи, — приглашающе махнул он мне рукой, поставив чайник на тумбочку возле стола. — Чай будешь?
— Буду, с утра ничего не ел, — не стал я скромничать.
— Смотрю, ты сегодня в форме, — отозвался Митрошин, наливая чай во вторую кружку. — Дежуришь?
— Дежурю, — кивнул я, присаживаясь на стул. — Поэтому и приехал. За консультацией, как к старшему товарищу и представителю надзорного органа.
Митрошин довольно усмехнулся, но начал не с обсуждения дела, что приметил в моих руках.
— Говоришь, с утра ничего не ел? А бутерброды будешь? Жена делала, — говоря это, он поставил на стол тарелку с многослойными бутербродами.
— Ну раз, сама Светлана Григорьевна их делала, то, конечно, буду, — сглотнул я образовавшуюся слюну.
— Ну, чего там у тебя, рассказывай? — спросил зам прокурора о деле, когда я умял второй бутер.
— Подозреваемый у меня со слабым здоровьем, — начал пояснять я суть вопроса, — а обвиняется он по части второй статьи восемьдесят девятый, там срок реальный до шести лет. Сами понимаете на подписку его не отправишь, — Митрошин кивнул, подтверждая мною сказанное. — Его директор отказался быть личным поручителем, — на этом месте зам прокурора изобразил пантомиму 'а ты что-то другого ожидал?' — А год в СИЗО он может не выдержать.
— Там лазарет есть, — заметил Митрошин.
— Борис Аркадьевич, человек-то не рецидивист какой, а начальник отдела на хладокомбинате. Зачем его в СИЗО? — изобразил я на лице непонимание.
— А куда его? — не понял Митрошин.
— Домой, под залог, — ответил я, после чего откусил кусок от нового бутерброда. Пусть прокурор переваривает услышанное.
— А ты знаешь, что залог не применяют? — Митрошин отмер минуты через две, задумчиво меня рассматривая. — Это мертвая норма, по крайней мере, в нашем городе.
— Знаю, мне объяснили в отделе, — подтвердил я. — Но такая мера пресечения в кодексе прописана, а значит ее можно реанимировать.
— Зачем? — повел он бровями.
— Как зачем? Человеку жизнь спасти, — начал я с возвышенных целей, но сразу же вернулся на землю, поразмыслив, что Митрошин меня знает получше коллег из отдела, он меня наблюдал, так сказать, в естественной среде, когда я еще не знал, что он из прокурорских. — Хочу попробовать добиться залога. Борис Аркадьевич, я хочу совершить то, что раньше никто не совершал, — твердо сказал я.
— Молодой и амбициозный, значит, — усмехнулся он, но не зло. — Подготовил уже постановление?
— Вчерне. Вот тезисно набросал, — забыв про чай с бутербродами, я вытер руки о платок и достал из дежурной папки исписанный лист бумаги.
— А медицинские документы у тебя? — спросил он, пробежав глазами текст.
— Да, они в деле, — я положил на стол перед Митрошиным уголовное дело.
— Понимаешь, Альберт, — начал он, осторожно знакомя молодого, но амбициозного следователя с жестокой реальностью, — даже если я дам тебе санкцию, то ведь еще суд останется. А как поведет себя судья, я тебе сказать не могу. Скорее всего, не удовлетворит она твое ходатайство.
— Я готов рискнуть, — решительно заявил я, и, улыбнувшись, добавил, — а с вашей санкцией у меня будет намного больше шансов.
Митрошин опять ухмыльнулся.
— Хорошо, готовь постановление и подъезжай.
— Спасибо, Борис Аркадьевич, — мой голос сочится восторгом. — Я вас не подведу! Уверен, у меня получится убедить судью.
— Посмотрим, — не стал спорить с восторженным юнцом Митрошин, — мне же тоже придется присутствовать на судебном заседании.
Ворвавшись в свой кабинет и сгрузив бумаги на стол, я схватился за телефонный аппарат.
— Черт! — небольшая задержка, но отыскав в верхнем ящике листок с номерами телефоном, я наконец набрал юридическую консультацию. Пара гудков и женский голос — 'Слушаю'.
— Зудилину к телефону можно?
Несколько минут спустя, я услышал, тяжело дышащую в трубку, Ольгу.
— Я вас слушаю.
— Привет, — первым делом поздоровался.
— Кто это? — в голосе недоумение.
— Альберт. Не узнала что ли? — изобразил я обиду.
— Чего звонишь? — Ольга напряглась.
— Я тебе клиента нашел, — сообщил я ей радостно.