Следак
Шрифт:
– Открывай. Чего ждешь? – поторопила она меня.
Я вновь ощупал свои карманы и нашел-таки заветный ключик.
Дверь распахнулась, и я с опаской замер на пороге, не решаясь сделать еще один шаг в новую жизнь. Но долго рефлексировать мне не дали, беспардонно протолкнув внутрь комнаты.
– Ну вы и свиньи, – неодобрительно произнесла комсорг, намекая на бардак в комнате. Девушка стремительно подошла к заваленному учебниками, конспектами и посудой столу. – Пойду воды тебе принесу, – добавила она, схватив пустой стеклянный графин. – А ты, Чапыра, ложись, а то что-то шатает тебя.
Я озадаченно обвел взглядом четыре кровати, тоже заваленные всяким барахлом, облезлые стены с выцветшей краской, старый покосившийся шкаф с надтреснутым зеркалом на дверце, стулья с обломанными спинками, наполовину залепленное газетами окно.
– Сюрреализм какой-то, – пробормотал я и шагнул к зеркалу. – Это сюр, сюр, сюр… – как заведенный повторял я, рассматривая свое отражение.
Запачканные от лежания на асфальте брюки клеш с вшитыми красными клиньями и подшитыми внизу штанин металлическими застежками-молниями, цветастая рубашка с ободранными локтями, ботинки на высокой платформе, походу самодельной. На голове длинные до плеч волосы с налипшей к ним пылью. И завершали композицию усы.
– Чапыра, с тобой все в порядке? – От неожиданно прозвучавшего окрика я вздрогнул.
Лебедева стояла у порога, держа в руках наполненный водой графин, и обеспокоенно наблюдала за мной.
– У тебя сейчас такое выражение лица было… – произнесла она задумчиво, устраивая графин на столе.
– Ты не знаешь, где ближайшая парикмахерская? – проигнорировав ее замечание, спросил я то, что меня сейчас занимало.
– В Доме быта, в двух кварталах отсюда. – Удивления в голосе девушки прибавилось. – А ты что, подстричься решил? – и, не дожидаясь ответа, добавила: – Давно пара. Молодец!
– А сколько стрижка стоит, не знаешь? – Задавая вопрос, я вновь принялся исследовать свои карманы. Вытащив бумажку, я озадаченно на нее уставился. Три рубля. Интересно, это много или мало?
– Мужская стрижка копеек двадцать, наверное, – неуверенно ответила Лебедева, но, заметив в моей руке купюру, резко сменила тональность: – Чапыра, тебе не стыдно?! Ты уже второй месяц не платишь комсомольские взносы. Говорил, денег нет! С тебя четыре копейки!
– Комсомольские взносы? – задумчиво переспросил я. – То есть я их платил все пять лет, что здесь учился?
– Платил. А в мае перестал платить! – изобличила она меня.
– Лебедева, а что вы делаете с собранными комсомольскими взносами? – вкрадчиво поинтересовался я.
– На нужды комсомола идут, – как о само собой разумеющемся ответила Лебедева.
– А я ведь комсомолец? – Я приблизился к девушке так, что теперь возвышался над ней.
– Комсомолец, – кивнула она, задрав голову.
– Лебедева, меня сегодня сбила машина. Так?
Девушка опять кивнула, а я продолжил:
– Я получил травму, а значит, мне требуется поправить здоровье. Так?
Очередной кивок.
– Лекарства денег стоят. Так?
– Так.
– А еще мне потребуется новая одежда вместо испорченной. Так?
Девушка осмотрела мой потрепанный вид, но кивать не спешила, и я понял, что дама не разделяет мои вкусы.
– Другой одежды у меня нет, – веско произнес я. Вкусы Альберта я тоже не разделял.
– Почему нет? Не голым же ты на лекции ходишь? – От своих слов девушка покраснела и вновь попыталась отодвинуться.
– Нету! – отрезал я и сделал шаг вперед, вновь нависнув над комсоргом. – А это значит…
– Что? – как-то неуверенно спросила пунцовая Лебедева.
– Мне, комсомольцу, нужна помощь, материальная помощь – вот что это значит! – подвел я итог. – Так, садись.
Я усадил девушку на один из стульев возле стола, сам уселся рядом. Вырвал из тетрадки с конспектами чистый листок, отыскал ручку и написал посередине слово «Заявление».
Лебедева следила за моими действиями, то и дело поправляя очки.
– На имя кого писать? – деловито уточнил я.
– Что писать? – моргнула она в ответ и вновь поправила очки.
– Заявление о предоставлении материальной помощи, – пояснил я, сетуя про себя на тупость комсорга. – Ладно, потом сама шапку напишешь, – пробормотал я и принялся составлять текст.
Все время, что я писал, Лебедева настороженно следила за движением ручки и пыталась расшифровать мой почерк.
– Ну вот и всё. – Поставив число и подпись, я протянул заявление комсоргу. – Ты уж пролоббируй там мои интересы. Договорились?
– Что сделать? – Мои слова оторвали девушку от чтения заявления.
– Пролоббируй. Выскажись среди своих в моих интересах. Ты же видела и аварию, и то, что я в ней пострадал.
– Саму аварию я не видела, – сухо поправила меня комсорг, – но то, что ты пострадал, подтвержу. И заявление твое сама в профком отдам.
– В профком? – не понял я.
– Оказанием материальной помощи студентам занимается профсоюз, – доложила она.
– Профсоюз так профсоюз, – согласился я, включая свою улыбку и помогая девушке подняться со стула, чтобы препроводить ее к выходу.
Дверь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату ввалился парень с двумя бутылками портвейна в руках.
– Сорри! – заорал он, обнаружив нас с девушкой близко стоящими друг к другу. Но увиденное не помешало ему пройти вглубь комнаты и сгрузить добычу на стол.
Лебедева вновь залилась краской и вырвала свой локоть из моей ладони.
– Чапыру сбила машина, а я проводила его до комнаты! – возмущенно произнесла она, догадавшись, о чем подумал вошедший, застав нас почти в обнимку.