Шрифт:
Случается, что вещи пропадают бесследно.
Будто кто-то забирает их в прошлое.
У дороги стоял знак. Ржавая железка скрипела в унисон с порывами сухого пустынного ветра. Блеклой краской на знаке была намалёвана надпись.
Самка долго вглядывалась в кривые буквы, читая по слогам: «До-бро по-жа-ло-вать в… Грантс!». Она представила город-исполин с домами в два, а то и три этажа, который стоял здесь до её рождения. Такие рисовали в
Сердце забилось чаще. Она увидела следы, ещё не занесённые пылью. Вдоль них волочились пятна краски.
Самка потянула носом. Точно, запах был такой, как в церквушке отца Себастьяна после ремонта. Кто-то недавно обновил надпись на дорожном знаке. Послав собаку вперёд, Самка с осторожностью двинулась следом. «Если там пустынная банда, — думала она, — будет, чем поживиться».
За мёртвым зданием заправки начиналась тропинка. Самка глядела в оба, держа руку у кобуры с револьвером. И всё же странного деда, прячущегося за скелетом автомобиля, первой нашла Беатриса, отрывисто гавкнув.
Высокий, чуть сгорбленный старичок был одет не в рваное тряпьё, как сама девушка. На нём был комбинезон механика, испачканный тёмными пятнами, и сандалии на босу ногу. В руках — пластиковое ведёрко и кисточка, с которой ещё капала краска. Самка заметила, что дед не страдал от худобы, напротив — отъел приличные щёки.
— Здравствуй, дедушка, — сказала она как можно мягче, взяв собаку за ошейник. — Не прячься, я тебя не обижу.
Старичок-пустынник провёл рукой по волосам, косясь на Беатрису. Седые вихры были спутаны, как перекати-поле, и остро пахнули чем-то смолянистым.
— Ух ты, — крякнул он, подслеповато щурясь. — Ддд… девочка-кккрасавица! Ух!
— Я видела знак у дороги. — Самка показала рукой за спину. — Здесь много людей? Большой город Грантс?
— О-хо-хо, красавица! Ррр… растрёпанная ккк… красавица! Большой город. Большой город Грантс. О ддд… да! Был… Ддда, был…
Он грустно усмехнулся, показав на удивление крепкие, целые зубы. Старик был чудаковатый — видно сразу, — но как-то умудрялся следить за собой.
— Дедушка, а сколько с тобой людей? Или ты живёшь один? — поинтересовалась она осторожно, боясь напугать пустынника.
— Один, девочка, ккк… красивая девочка! Как чччлен у меня один, так и я од-один!
Старик засмеялся. Он хохотал громко, взахлёб, как самой удачной своей шутке, даже обронил ведёрко. Странница подумала, что дед свихнулся от одиночества.
— О-хо-хо, девушка! Ппп… прости старика! Видать, дддумаешь, спятил бе-бедняга? — он улыбнулся, прищурив глаз. — Не испугал те-тебя старый отшельничек-то?
— Нет, дедушка, я не трусиха! — Самка не удержалась от того, чтобы фыркнуть.
— О-хо-хо, кккрасавица, ох, ххх… хорошо!
Старик-отшельник подхватил с земли ведро и выпрямился. Когда пустынник решил подойти ближе, Беатриса оскалила зубы, зарычала.
— Следи за сукой! — неожиданно зло бросил дед, а затем сказал извиняющимся тоном: — Боюсь я ссс… собачек этих, уж не серчай, ккк… как тебя звать-величать-то, девица?
— Меня зовут Самка, — ответила она, крепче удерживая животину. — А это Беатриса. Бэтти.
— Х-хе, х-хе! — засмеявшись, дед-пустынник закашлялся. — Вот те ррраз! Ну и ну… А меня зовут… Э-э-э… Э… Эдуард! Дддед Э-э-э… Э…
— Очень приятно, дедушка Эдуард, — сказала Самка, избавляя старика от мучений.
Отшельник поклонился.
— А кккуда путь держишь, ссстранница Самка?
— Вам, дедушка, будет не интересно. Вы будете смеяться.
— Отчего же! — дед Эдуард снова белозубо улыбнулся. — Знаю я, ккк… куда путь дддержишь! В Землю Обетованную! В ммм… мир лучший!
Самка снова взгрустнула, вспомнив, что так же говорил отец Себастьян. «Когда я умру, — рассказывал священник, — я попаду на небеса. А тебе, дитя, нужно найти лучший мир здесь, пока ты жива. Найди Землю Обетованную».
— И не одна ты ищешь ррр… рай на земле, ддд… девочка! — пустынник-отшельник горделиво выпятил грудь. — Я нашёл к ней путь! Ххх… хочешь покажу, Самочка-красавица? За одно попить-поесть ддд… дам. А ты порадуешь старика, ссс… скрасишь место за столом! А?
Когда дед заговорил о еде, у девушки в животе заурчало так громко, что старый Эдуард рассмеялся.
— Идемте, — решилась Самка и, взглянув на Беатрису, скомандовала: — За мной, девочка. И не рычи!
За час до рассвета, пока на улицах Грантса ещё ошивалось бандитское отребье и не закрылся последний кабак, в дом Эдди постучали. Себя Эдди считал человеком спокойным и рассудительным, что не мешало ему иной раз ввязаться в какую-нибудь авантюру. Если то дело стоило трат нервов и усилий.
Эдди не двигался с места, смолил сигарету и вслушивался в стук. Три удара, затем два, снова три. Выдохнув, как перед прыжком в воду, он смял в пальцах окурок и поднялся. Приоткрыв дверь на цепочке, шепнул в темноту:
— Тащите за дом. Буду ждать у заднего входа.
Предрассветные гости, тяжело дыша, переглянулись.
— Сукин сын, — заметил один хмельным голосом.
— Чёрт с ним, он платит, — отмахнулся подельник.
Они схватили ящик, который только что подняли на второй этаж и, матерясь, стали спускать его обратно по лестнице, скрипящей как Маргарита из кабаре.
Эдди владел редкой и уважаемой в эти времена профессией — он был механиком. Сколько во всём мире выжило людей, которые с техникой «на ты», мог знать только знатный врун. Но конкретно в Грантсе, с недавнего времени, техничных дел мастером остался только Эдди.
— Поставьте здесь, — приказал он, когда проволокли ящик. — И давайте аккуратнее.
— Начальник, — обиженно ответил наёмник, опуская ношу. — Мы груз через пустыню перли и хоть бы стрясли его!
— А нажраться под кактусом успели? Ладно, проехали. Нашли всё?