Следопыт (худ. В. Клименко)
Шрифт:
Озеро Онтарио похоже на вспыльчивого человека, который быстро загорается гневом, но так же быстро остывает. Волны совершенно улеглись, и, хотя, насколько можно было окинуть глазом, у берега еще пенился прибой, это была лишь узкая сверкающая полоска, которая то появлялась, то таяла, как тают круги, расходящиеся от брошенного в пруд камня. Якорные канаты «Резвого» едва виднелись над водой; Джаспер уже поднял паруса, готовые к отплытию, чуть только их наполнит долгожданный попутный ветер.
Солнце уже село, когда захлопал грот, и форштевень «Резвого» начал рассекать воду. Дул легкий южный ветерок, судно держало курс вдоль южного берега, намереваясь при первой возможности повернуть опять на восток. Ночь прошла тихо, сон отдыхавших людей был глубок и покоен.
Некоторые трудности возникли было по поводу того, кому командовать куттером, но все наконец уладилось, к общему согласию. Недоверие к Джасперу еще далеко не рассеялось, поэтому Кэп сохранил право надзора над молодым капитаном, которого хотя и допустили к управлению судном, но только при условии, что старый моряк будет неусыпно
Обо всем этом Кэп, к счастью, не имел понятия, а сержант был настолько занят мыслью о предстоящей военной операции, что не мог входить во всякие тонкости, не имеющие отношения к его прямым обязанностям. Вот почему Джасперу никто не мешал. К утру он уже полностью забрал в свои руки прежнюю власть, без помехи отдавал распоряжения, и они выполнялись исправно и беспрекословно.
Лишь только рассвело, все пассажиры собрались на палубе и, по обыкновению путешествующих на кораблях, с любопытством обозревали широкий горизонт. По мере того как отдельные предметы выступали из темноты, пейзаж вырисовывался все ясней в утреннем свете. На востоке, на западе и на севере не было видно ничего, кроме воды, золотившейся под лучами восходящего солнца: но вдоль южного берега тянулась полоса леса, который в те времена как бы заключал все озеро Онтарио в зеленую оправу. Вдруг в открывшемся впереди просвете между деревьями появились массивные стены какого-то дома, своими внешними укреплениями, бастионами, блокгаузами и палисадами напоминавшего замок. Он хмуро смотрел с мыса, сторожившего устье широкой реки. Как раз в ту минуту, когда показалась эта крепость, над ней поднялось маленькое облачко, и все разглядели белый французский флаг, развевавшийся на высоком флагштоке.
Неприятно пораженный чтим зрелищем, Кэп крякнул и бросил подозрительный взгляд на своего шурина.
— Это французская грязная салфетка болтается на ветру, не будь я Чарльз Кэп! — пробормотал он. — А мы так стремимся к чертову берегу, будто возвращаемся из путешествия в Индию и нас здесь встречают жены и дети! Послушайте, Джаспер, что это вас так тянет к Новой Франции? Или вы хотите забрать здесь груз лягушек?
— Я держусь ближе к берегу, сэр. Мне кажется, что неприятельский корабль нас здесь не заметит, а он наверняка носится где-нибудь у подветренного берега.
— Так, так… звучит правдоподобно! Хорошо, если это окажется правдой. Здесь-то, я полагаю, нет подводных течений?
— Мы теперь у наветренного берега, — с улыбкой ответил Джаспер, — но, я думаю, вы согласитесь, мастер Кэп, что сильное подводное течение иногда помогает стать на якорь. Вот на этом-то озере подводное течение и спасло всем нам жизнь.
— Врет, как француз! — буркнул Кэп, нимало не смущаясь тем, что Джаспер может его услышать. — Мне подавай доброе, честное, открытое англо-американское течение, которое можно увидеть с борта корабля, раз уж без него нельзя обойтись. Не нужно мне ваше дурацкое течение, которое прячется под водой, так что его не увидишь глазами и не пощупаешь руками. И вообще, если уж говорить без околичностей, то наше недавнее спасение — не что иное, как заранее подстроенный трюк!
— Что ж, нам, по крайней мере, выдался удобный случай обследовать важнейший пост неприятеля на Ниагаре, братец Кэп, — вставил сержант. — Надо нам глядеть в оба и помнить, что мы можем вот-вот столкнуться с противником.
Этот совет был, пожалуй, излишним: появление уголка земли, обитаемого людьми, и без того было встречено с живейшим любопытством пассажирами «Резвого», затерянными среди величавой, пустынной природы. Ветер посвежел и гнал куттер с большой скоростью, а когда открылась река, Джаспер повернул руль и подвел судно почти к самому устью Ниагары, этого крупнейшего пролива, который здесь называют рекой. Порывы ветра доносили глухой, непрерывный, тяжелый гул; он напоминал звучание басовых нот гигантского органа, и порою чудилось, будто вся земля содрогается от этих звуков.
— Такой сильный грохот, точно прибой обрушивается на пологий морской берег! — вскричал Кэп, когда странный шум достиг его ушей.
— Да, да, но здесь единственное место в этой части света, где бывает такой прибой, — отозвался Следопыт. — Это не подводное течение, нет, мастер Кэп, но все воды, которые ударяются о скалы, задерживают тут свой бег, и кажется, будто они возвращаются вспять. Вы слышите голос старой Ниагары, величественнейшего потока, который
— Неужели у кого-нибудь хватит наглости уверять, будто эта великолепная широкая река падает с той горы?
— И тем не менее это так, мастер Кэп, да, это так. А все оттого, что для нее не приготовили удобной лестницы или дороги, чтобы спускаться вниз. Вот какая природа в наших краях, хотя я верю вам, что на океане все гораздо красивее. Ах, Мэйбл, как было бы прекрасно, если бы вы могли пройти со мной вдоль берега миль десять — двенадцать вверх по течению и полюбоваться на чудеса, какие создал здесь господь!
— Значит, вы видели этот знаменитый водопад? — живо заинтересовалась девушка.
— Да, я его видел и даже стал там свидетелем ужасного происшествия. Мы с Великим Змеем выслеживали в этих местах французов, и он, между прочим, рассказывал мне, что, по преданиям его народа, неподалеку отсюда должен быть могучий водопад, и уговорил меня сделать небольшой крюк, чтобы взглянуть на это диво. Я уже слыхал небылицы о водопаде от солдат Шестидесятого полка, ведь я постоянно числился при нем, а в Пятьдесят пятом состою совсем недавно; но я знал, что в любом полку вралей хоть отбавляй, и мало верил этим россказням. Итак, пошли мы в надежде набрести на водопад по его страшному реву, тому самому, что доносится до нас сейчас. Но мы были разочарованы: тогда он не грохотал так сильно, как сейчас. Бывает и в лесу так, мастер Кэп: бог разгневается, разбушуется там у себя на небесах, а потом кругом воцаряется тишина, точно дух его снова мирно витает над землей Вдруг мы вышли к реке повыше водопада. Один молодой делавар, который шел вместе с нами, отыскал на берегу пирогу и решил переплыть в ней реку, чтобы добраться до островка, видневшегося на самой середине водоворота. Мы убеждали его, что затея эта сумасбродна. Да, мы говорили ему это и доказывали, что грешно искушать судьбу, без всякой нужды бросаясь навстречу смертельной опасности, но молодые делавары очень похожи на наших молодых солдат — такие же они отчаянные и тщеславные. Чего только мы ему не говорит. Он все равно не послушался нас и сделал по-своему. Мне кажется, Мэйбл, что истинно великое деяние всегда исполнено спокойного достоинства и что совсем не то, когда человеком владеют пустые и суетные помыслы. Так было и в тот раз на водопаде. Как только пирога попала в стремнину, она понеслась почти так же быстро, как надутый парус по воздуху, и при всей своей ловкости делавар не справился с течением. Все же он мужественно боролся за свою жизнь. Он работал веслом до самого конца, напоминая молодого оленя, который в воде ищет спасения от собак. Вначале он очень быстро пересек поток, и мы уже было подумали, что он одолеет течение, но он неправильно рассчитал расстояние, а когда заметил свой промах, то повернул пирогу носом против течения, и тут началась такая борьба, что страшно было глядеть. Я бы пожалел его, будь он даже минг! Несколько минут парень так бешено сопротивлялся, что и в самом деле на короткое время победил мощь водопада. Но есть же предел человеческим силам! Один неверный взмах весла — и его отбросило назад; пирогу стало сносить вниз фут за футом, дюйм за дюймом, пока она не достигла того места, где поверхность реки кажется гладкой и зеленой, будто она соткана из миллиона водяных нитей, натянутых над огромной скалой; тут он помчался стрелой в обратном направлении и вдруг исчез из виду, лишь нос пироги торчал из воды, ясно показывая нам, что случилось с юношей. Через несколько лет я встретил одного мохока, который видел все это, стоя внизу по ту сторону водопада. Он рассказал мне, что делавар, летя в, воздухе, все еще продолжал размахивать веслом, пока пучина не поглотила его.
— Что же стало с беднягой? — спросила Мэйбл, которую захватил безыскусственный, но красочный рассказ Следопыта.
— Он, конечно, переселился в блаженную страну, где охотятся его праотцы. Хоть он и был отчаянным и тщеславным малым, ему нельзя отказать в честности и храбрости. Да, он погиб глупо, но Маниту краснокожих так же милостив к своим творениям, как бог христиан — к своим.
В эту минуту с блокгауза возле крепости раздался пушечный выстрел, и небольшого калибра ядро просвистело над мачтой куттера, словно предупреждая, чтобы он не подходил ближе. Джаспер стоял у руля и держал корабль на должном расстоянии от крепости. Он улыбался, его нисколько не раздосадовала неучтивая встреча «Резвый» теперь попал в полосу речного течения, и надувшиеся паруса унесли его так далеко, что ему больше не угрожали выстрелы; затем он спокойно поплыл вдоль берега. Как только открылся весь вид на реку, Джаспер уверился, что «Монкальм» не стоит там на якоре; матрос, которому было приказано влезть на верхушку мачты, спустился и доложил, что на горизонте нет ни единого паруса. Итак, маневр Джаспера удался, можно было надеяться, что капитан французского корабля проглядел куттер, держась середины озера и направляясь к верхней его части.
Весь день ветер дул к югу. «Резвый» продолжал свой путь, держась Но расстоянии одной мили от берега и делая от шести до восьми узлов по совершенно спокойной воде. Местность не обличалась разнообразием — без конца и края тянулся лес, — и вместе с тем она была не лишена своей, особенной прелести. Утесы самых причудливых очертаний возникали один за другим, и куттер бежал мимо них, пересекая бухты, такие глубокие, что они вполне заслуживали названия заливов. Однако нигде глаз не замечал ни малейшего признака цивилизации. Время от времени реки вливали свою лепту в огромный бассейн озера, но и по их берегам на целые мили в глубь страны ничего не было видно, кроме той же стены леса; даже окаймленные деревьями широкие заливы, которые сообщались с Онтарио лишь узкими протоками, появлялись и вновь исчезали, не обнаруживая и следа человеческого жилья на своих берегах.