Следопыт
Шрифт:
— Это еще ничего не значит. Нарушители, бывает, ходят задом наперед. Позвони на заставу, сообщи о прорыве.
Каменщиков убежал, путаясь в полах длинного плаща и гремя его одубевшей брезентовой тканью, а Смолин стал изучать следы. Вернулся напарник, и старшина поделился своими выводами:
— Да, здорово похоже на то, что нарушитель перемахнул отсюда туда. Но только похоже. Надо проверить. Будем прорабатывать обратный след. Пошли!
Держа собаку на коротком поводке, пригнувшись к земле, насколько
Смолин хорошо знал, какой именно след оставляют нарушители, идущие задом наперед. Человек, идущий нормально — лицом вперед, каблуки опускает на землю свободно, под определенным строгим углом. Тот же, кто прибегает к ухищрениям, не может поставить каблук прямо, не скосив его вправо или влево. Не выходит прямая линия, как ни старается.
След, оставленный недавно прорвавшимся нарушителем, не имел ни одной из этих примет. Был он ровно, одинаково точным.
— Н-да, не только похоже. Туда перебежал, — сказал Смолин. За время службы Каменщикова это был первый случай такого нарушения. Он спросил:
— И что в таких случаях мы должны делать? Сообщить о незаконном переходе?
— Сообщать еще рано. Сами обязаны до конца разобраться.
— А что вам не ясно, раз след не в нашу сторону?
— Я чувствую что-то неладное. — Он по-собачьи повел носом, улыбнулся, пошутил: — Запах следа нарушителя не в ту сторону, а в эту. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что след все-таки ухищренный.
— Но почему вам так кажется? Просветите, товарищ старшина!
— Еще не знаю. Никаких данных, кроме чистого подозрения.
— Но откуда оно? Из нутра? Так, что ли?
— И нутро пограничника не последнее средство в борьбе с нарушителями. Я же тебе говорил об этом. Если есть сомнения, я не должен доверять первому взгляду.
— И что вы собираетесь делать?
— Проверим след с помощью Джека. Давно это надо было сделать. — Он потрепал замшевые уши собаки. — Ну, псина, давай поработай. Решающее слово — твое. Давай ищи. След!
При словах «след ищи!» Джек обычно резко преображался. Уши твердели, как флажки, поднимались кверху, шерсть на холке дыбилась. Но сейчас собака почему-то вяло отреагировала на привычную команду. Плохо расслышала? Смолин громко повторил:
— След! Ищи!
Джек немного оживился. Понюхал землю в одном месте, в другом, в третьем, побежал вперед, по ходу проложенных следов. Вернулся назад. Остановился как бы в раздумье, потом опять побежал вперед.
Джек привел пограничников к самой кромке заслеженной КСП. Смолин натянул поводок и, глядя на вспаханную полосу, раздумчиво произнес:
— Н-да, ходок грузноватый, пудов на восемь. Видишь, следы глубокие. Или с поклажей на горбу прошел. Здоровый мужик. Сапоги сорок четвертого размера женщины не носят. Часа три назад он был тут.
— Вот и все, — Каменщиков
— Не так, Олежка. Пока мы еще не исчерпали своих возможностей.
— Не сдаетесь, значит? И какие же они, эти возможности?
— Еще раз проработаем обратный след. На всю глубину. Двинулись!
И опять пошли навстречу следам нарушителя.
Рассветало. Ветер утих. Дождь прекратился. С деревьев все еще падала тяжелая капель. Трава была мокрой, и в выбоинах мутно поблескивала вода. Джек тащил по следу, местами видимому, местами начисто смытому. Пришлось прибавить скорость, чтобы поспевать за ним. Поведение собаки заставило Смолина сильно засомневаться, что нарушитель ушел туда. Смотрел себе под ноги, на полупризрачную тропу нарушителя и ждал, когда появятся отпечатки огромных сапог, повернутых каблуками на запад, в сторону границы, а носками на восток, к нам в тыл.
Одолели километр, еще километр, потом еще, а следы были все такие же, как и на пограничной КСП, — прямые, ровные, с большими промежутками, четкими, свидетельствующими о том, что здоровенный мужик шел без оглядки, делая широкие, твердые, уверенные шаги. Смолин не сдавался.
Любил Каменщиков Смолина, восхищался его мастерством, однако сейчас он не понимал и не одобрял его упорства. Куда несется? На что надеется?…
Смолин, угрюмо помалкивая, с низко опущенной головой шел за Джеком.
— Три километра протопали — и ничего! Не может он такое расстояние пройти задом и ни разу не оступиться, не допустить промашки.
Задетый за живое словами напарника, Смолин сердито сказал:
— Теоретически не может, а практически… чем черт не шутит. Взошло солнце. Затихла капель. Птицы стали подавать голоса. Сняты плащи. Гимнастерки, просыхая, дымятся легким теплым парком. А пограничники все пробивались и пробивались по бесконечной лесной просеке, размоченной дождем. Что-то тянуло, что-то толкало Смолина вперед и вперед.
Одолели и четвертый километр. Вот здесь и выдохся Смолин. Признал себя побежденным. По инерции он прошел еще примерно сотню шагов. И вот в это самое время, когда хотел не солоно хлебавши повернуть назад, увидел перевернутый след: каблуки на запад, носки на восток.
— Есть!… — дико закричал он. — Я же говорил! Я же чувствовал!…
Вероятно, Колумб, увидя землю Америки, меньше радовался, чем он.
— Дошли все-таки!
Каменщиков, не веря своим глазам, стоял на коленях и рассматривал новый след. Да, все верно. Сапоги устремлены не к границе, а прочь от нее. Ну и Сашка! Ну и хват! Ну и следопыт! Выговорить все, что чувствовал, о чем думал, был бессилен. Смотрел на друга, качал головой, растягивал рот до ушей и ничего не говорил.