Следопыт
Шрифт:
С главной крымской магистрали сворачиваем влево. Проезжаем немного по узкой улочке, еще раз сворачиваем и метров через двести попадаем в Сыровский зеленый-презеленый и прохладный переулок. Перед домом № 15 останавливаемся. Смолин выскакивает из машины и отправляется на разведку. Минут через пять выходит со двора в обнимку с человеком, на котором старая ватная фуфайка, на голове какой-то плоский, должно быть, еще бабушкин берет с мышиным хвостиком, руки в липком садовом черноземе. Это подполковник в отставке Николаев. Пограничник стал садоводом любителем. Садовничает по вечерам и выходным. После демобилизации работает на одном из подольских заводов старшим инженером. Там же, в должности инженера трудится и его жена.
Приехали мы к Николаеву на вечерней заре, а уехали перед восходом солнца. Ужинали, Говорили. Выходили, в сад, дышали свежим воздухом, курили. Пили чай и опять говорили. Во всех подробностях восстанавливала послевоенную жизнь на западной границе, боевую дружбу начальника службы собак отряда Николаева и следопыта, инструктора Смолина.
Возвращались мы к себе в Переделкино утром, по росе. Окружная дорога безлюдна. Первые лучи солнца золотят вершины деревьев подмосковных лесов. Я молча веду машину, а Смолин рассказывает…
Собака и человек
В первое время на границе мы так были неустроены, так бедны, что у нас в отряде не нашлось для Джека даже будки или какого-нибудь сарайчика. Николаев привязал собаку в конюшне и, улыбаясь, сказал мне:
— Давай, Саша, опекай этого красивого кавалера, готовь к охране границы. Посмотрим, что из него получится. Боюсь, староват он, не восстановит того, что знал когда-то. Но делать нечего. На безрыбье, как говорится, и рак рыба. Действуй!
Я не просто стал опекать Джека, но прямо-таки вцепился в него. Сначала он закапризничал. Николаева сразу признал, а меня держал на расстоянии, как чужого. Будто знал, что я новичок и только поверхностно, не до костей пропитался пограничным духом. На другой день, когда я пришел в конюшню, он облаял меня, скалил зубы. Пришлось терпеливо ухаживать за ним, как и Газоном, приручать к себе с помощью кормежки, четыре дня он держал меня на расстоянии. На пятый позволил вывести себя из конюшни на выгул. На шестой стал с ним заниматься. Плохо Джек работал. Прочно забыл, как идти по следу. Смутно помнил аппортировку, не выполнял простой команды: «ко мне», «лежать», «рядом», «стоять», «ползи», «фас».
Вечером, усталый, опечаленный, пришел я к Николаеву, доложил. Лейтенант усадил меня за стол, угостил вареной картошкой с селедкой, чаем. Я ел вкусный домашний харч, от которого давно отвык, а лейтенант утешал меня.
— Не отчаивайся, Саша. Собака стоит того, чтобы с ней повозиться. Да и нет у нас другого выхода: границе нужен следопыт. И как можно скорее. Отправим тебя завтра в школу вместе с Джеком. Там он быстро восстановит дрессировку.
Долго мы не расставались в ту ночь с лейтенантом. Пили чай и говорили. И все больше о собаках. Слушать нас со стороны, наверное, было не интересно, но мы не скучали, а я — особенно. Раньше Николаев понравился мне как мягкий, доброжелательный человек. Теперь я открыл в нем любителя и друга собак. Все знает о собаках. И умеет рассказывать. Повезло мне. Слушаю его и радуюсь.
Взял он меня за руку и увел далеко-далеко от наших дней, от нашей цветущей земли — в древнекаменный век четвертичной эры. И не блуждает в потемках. Чувствует себя в доисторической эпохе по-свойски, как дома.
— Ни городов, ни деревень, ни дорог, ни железа, ни мостов, ни огня, ни хлеба, ни одежды в то время еще не было. И людей, какие мы теперь, не было. И собак не было. Были дикие животные. Но вот человек нашел способ добывать огонь — сначала веретеном, потом кресалом. И запылал огонь в пещере человека древнекаменной эры. Он и согревал моего предка, и защищал от диких зверей, и сближал
Щеки у лейтенанта раскраснелись, будто он и в самом деле сидит у костра. Глаза горят. Слова тоже горячие.
— Прошло время, и человек догадался приручить и своего лютого врага — волка. Сделал его домашним животным. Первым другом человека были не корова, не лошадь, не овца, не курица, не свинья, а собака. Не забывай об этом, Саша. Сорок тысяч лет дружат люди и собаки. Собака предупреждала людей о нападении хищных зверей. Помогала охотиться. Охраняла стада. Таскала тяжести во время перехода с одной кочевки на другую. Впрягалась в сани. Стояла на страже крепостных стен. Облачалась в металлический панцирь с колючим ошейником. Сопровождала египетских стрелков из лука. Нападала на врагов своих друзей и преследовала их. Шла в головной шеренге впереди рабов, впереди свободных бойцов. Охраняла обозы от нападения неприятельской конницы. И даже иногда склоняла чашу весов войны в пользу тех, кому служила. Так случилось во время войны Испании с Францией, в знаменитом сражении под Валенсией. Четыре тысячи собак-бойцов помогли Испании одержать победу.
Все армии мира, все полководцы ценили четвероногих воинов. В военных походах Петра Великого его личная собака разносила во все концы полей сражения царские приказы. Собаки сопровождали русские войска на Кавказе, в войнах с турками. Они были зачислены «на пайки от казны», как и солдаты. Сторожили. Ходили в боевые охранения. Сидели в секретах. Подносили патроны. Доставляли на командные пункты донесения. Хорошо служил собачий народ. И все-таки первый в России питомник военно-полевых собак был создан в Измайловском полку только в 1912 году. В империалистическую войну в царской армии было всего триста служебных собак. Англия, Франция и Бельгия, вместе взятые, имели столько же. А одна кайзеровская Германия бросила в бой тридцать тысяч немецких овчарок. После своего поражения Германия, согласно Версальского договора, передала странам-победительницам не только оружие, но и несколько тысяч своих овчарок.
И мы, как ты знаешь, в эту войну заставляем работать собак на победу. Наши четвероногие друзья ищут мины, спрятанную взрывчатку, тайные склады оружия. Охраняют военные объекты. Вытаскивают с передовых раненых. Такова, Саша, краткая история боевых собак. Вспоминай ее почаще, работая с Джеком.
На другой день меня и Джека отправили в школу. Были мы там сравнительно недолго. Мой Джек в считанные дни восстановил угасшие рефлексы. По учебному следу стал ходить так, что удивлял даже бывалых инструкторов. Через два месяца мы вернулись домой высокообразованными, зная самые новейшие ухищрения, к которым прибегали нарушители границы.
Николаев встретил нас со своей неизменной улыбкой.
— Ну, школьники, как дела?
— Лучше всех, товарищ лейтенант. Любое испытание выдержим.
— Проверим!
Приказал одному солдату обмундироваться в дрессировочный костюм и проложить слепой след на пять километров. Лесом. Полем. Оврагом. По болоту. Пересечь не менее трех раз какую-нибудь речушку. Зайти в село. Побывать в доме. Выйти. Скрыться где-нибудь в надежном месте и ждать.
Солдат ушел в четыре часа дня, а Николаев отправил нас работать только в шесть. Усложнил задачу. Ничего. Джек не оскандалился. Даже все острые, тупые и прямые углы брал верхним чутьем, на хорошей скорости.
Хитроумные петли, сделанные солдатом, проскакивал и брал прямую линию следа. Не отчаивался, не паниковал, не мельтешил, когда подходил к речке. Уверенно входил в воду и на той стороне быстро брал след. В деревне, среди людей, животных и множества посторонних запахов не отвлекался от цели, не терял ее, шел прямо к ней. В общем, нашел «нарушителя», потрепал его как следует за ватный рукав, удовлетворил свою злобу. Я не рассказываю подробно об этом показательном поиске потому, что впереди у нас много всамделишних, с выстрелами, с боем, с кровью.