Следователь по особо секретным делам
Шрифт:
«Еще не хватало – и тебе с ним соприкоснуться!» – подумал Николай, вспомнив беготню и топот над своим кабинетом. А Лара продолжала:
– Вероятно, и замороженные видели Ганнин мячик перед смертью в его фантомной версии. Но рассказать об этом уже не могли. А замораживал их всех, надо полагать, мстительный дух Ганны Василевской.
– Дух изгнанья… – пробормотал Николай.
– Да, пожалуй что – дух изгнанья, печальный демон, как у Лермонтова, – согласилась Лара. – Только мне непонятно: каким образом кому-то удалось его изгнать из окрестностей Минска? Ведь призраки обычно теснейшим образом связаны с конкретным ареалом
– Этот кто-то, – сказал Николай, – один из сотрудников «Ярополка», которые ездили в Белоруссию расследовать гибель Семена Соловцова. А в «Ярополке», как тебе известно, имеются разные специалисты.
– Да, мне это известно, – сказала Лара. – Но, если призрака притащил в Москву кто-то из твоих коллег, то почему этот «дух изгнанья» совершил первое убийство лишь через месяц после возвращения следственной группы из Белоруссии? А потом возникла пауза почти в три недели, после которой случились три убийства подряд. У призрака возникла заминка с поиском жертв?
– Заминка наверняка возникла, но у самого ли призрака?
А мысленно Скрябин прибавил: «Да и Евграфа Иевлева убил вовсе не призрак».
– Думаешь, кто-то подбирал для него жертв? – Лара даже перестала гладить Вальмона, и персидский котяра тут же требовательно боднул её лбом в ладонь.
– Уверен, что да, – сказал Николай.
Пока Лара и Николай обсуждали modus operandi призрака Ганны Василевской, замерзшей невесты ямщика Соловцова, кое-что снова происходило на Казанском вокзале. Там – правда, не на том перроне, где зарезали несчастного Евграфа Галактионовича, а на соседнем, – появилась обремененная багажом парочка. Мужчину Скрябин тотчас узнал бы – то был Святослав Сергеевич Данилов. А слева от него – с чемоданом в руке – вышагивали очень красивая блондинка лет двадцати семи или двадцати восьми. Её Николай никогда не встречал и даже на фотоснимках не видел.
Чемодан, который несла женщина, вряд ли был таким уж тяжелым: она не проявляла никаких признаков того, что ей трудно нести его. И не просила своего спутника забрать у неё ношу. Да и вряд ли он смог бы помочь ей. То, что он тащил в руках, было не чемоданом, а больше походило на несуразно огромный портплед, который Данилов почти что волочил по перрону. А когда они встали среди других пассажиров, ожидавших прибытия поезда «Москва-Новороссийск», Святослав Сергеевич опустил свой багаж наземь с видимым облегчением. И при этом раздался отчетливый звук удара – звонкого, металлического.
Данилов и его спутница с тревогой огляделись по сторонам. Однако люди вокруг: галдящие, беспокойные, потеющие – не обратили на их багаж никакого внимания. А если бы и обратили – что с того? Если кому-то пришла фантазия отвезти к Черному морю несколько килограммов, скажем, железного лома, то никому не было до этого дела.
Лара снова принялась гладить Вальмона, и тот подставил ей теперь свой округлый мягкий живот. А Николай проговорил – почти без иронии:
– Что же, вот завершится это расследование, и ты сможешь написать научную работу о возможности управления фантомными сущностями.
– Написать!.. – Лара при его словах даже хлопнула себя по лбу, а потом выхватила из кожаной папки, что лежала перед ней на столе, листки старых писем и потрясла ими в воздухе. – Я же забыла о главном! Ты ведь прочел переписку этих двоих?
Вальмон спрыгнул с Лариных коленей, коротко возмущенно мяукнул и, чуть отбежав, вскочил на подлокотник своего любимого дивана – бежевого в темно-красную полоску.
– Переписку Платона Александровича и Стефании Болеславовны? Ну да! – Скрябин решил, что понял причину охватившего Лару волнения. – Теперь, я думаю, мы можем их обоих идентифицировать – благодаря тебе и Федору Вкликанову. Это господин Хомяков, председатель Минской судебной палаты, и Стефания Василевская – сестра Ганны. Младшая, по-видимому.
– Сестра Ганны? Тогда тем более всё становится ясно!
– Ну, хорошо хоть кому-то что-то ясно. – Николай усмехнулся. – Мне вот, например, в этом деле не ясно ничего.
– Да потому тебе неясно, что из этой головоломки изъяты важнейшие фрагменты! Вот у тебя ничего и не складывается. Письма тут – не все!
– Что значит… – начал было спрашивать Николай, но не договорил.
Словно бы воочию он увидел картину, которую описал ему управдом: инженер стоит посреди лестницы и что-то судорожно ищет в своей папке.
– Ну, конечно! – Скрябин вскочил с места, выхватил у Лары письма и начал их перебирать. – Вот здесь Стефания пишет: Тот способ, который мы с вами обсуждали, вряд ли приемлем… И дальше уже Платон Александрович отвечает ей: Иного способа я не вижу. А о самом способе в их переписке нет ни слова!
Когда Николай пошел провожать Лару домой, время уже перевалило за одиннадцать вечера. Москва затихала, её обволакивало сном, и на Моховой улице они оказались чуть ли не единственными прохожими. Скрябин хотел было сегодня предложить Ларе остаться ночевать у него. Даже заготовил фразу, что постелет ей на диване – том самом: бежевом с красными полосками. Однако с болезненной ясностью Николай осознавал, насколько глупо и неправильно это прозвучит. «Фальшивая театральщина, – думал он, – вот что такое это будет». А ломать комедию с этой девушкой он категорически не желал.
И вот теперь она шла рядом с ним, держа его под руку и неся в другой руке черную кожаную папку. Лара захотела снова взять её домой – еще раз исследовать её содержимое. Они даже не разговаривали ни о чем. Казалось, все темы для их разговоров закончились еще в квартире Скрябина – они до хрипоты обсуждали, где искать недостающее письмо. Или, может быть – письма. И сейчас только их шаги отдавались эхом от стен почти не освещенных домов, да шуршали по асфальту шины очень редких автомобилей, проезжавших мимо. Впрочем, темно на Моховой не было: горели фонари. Однако сумрак очень уж резко контрастировал с ярким освещением в квартире Николая и в подъезде его дома. Так что поначалу, идя по улице, они оба ощущали нечто вроде легкой подслеповатости.
Возможно, потому они и не сразу заметили это.
Они прошли уже половину пути от Дома Жолтовского до Моховой, 10, где жила Лара: миновали здание Московского университета, на углу Моховой и Герцена перешли на другую сторону и двинулись дальше вдоль длиннющего одноэтажного здания Манежа, отданного под гараж для ведомственных машин. На противоположной стороне находилась Библиотека МГУ, и Скрябин, бывавший в ней множество раз в студенческие годы, поглядел на неё. Да так и замер на месте. Лара, не заметившая его остановки, сделала еще полшажка вперед, и в итоге они одновременно развернулись лицом к проезжей части улицы.