Следователь прокуратуры: повести
Шрифт:
— Если придёт, сегодня и спрошу, — отпарировал Петельников.
— А-а, — понял Рябинин, — вот почему ты выглядишь киноартистом.
Петельников протянул руку. Рябинин вышел из-за стола и легонько хлопнул его на прощание по плечу.
— Хотя и ресторан, а всё-таки операция, Вадим, — серьёзно добавил он, — насчёт снотворного пока предположение, версия. Впрочем, вряд ли она придёт туда после вчерашнего. Завтра утром позвони.
Петельников мог подключить к походу в ресторан — у него не поворачивался язык назвать это «операцией» — других
Инспектор из-за плеча стоявшего в дверях парня пошарил взглядом по залу — знакомые официанты не работали, значит, мешать никто не будет. И мест свободных пока нет, тоже к лучшему, можно в ожидании столика хорошенько осмотреться.
Петельников прошёлся между рядами, легонько посвистывая и ловя на ходу обрывки фраз и осколки слов. Пожалуй, его лицо сделалось сейчас самым заурядным и пошлым во всём ресторане, и только чёрные глаза, как чужие, светились любопытством на его игривой физиономии.
Глаза инспектора уголовного розыска видят по-особому, по-ястребиному. В огромном зале, где больше сотни людей ели, пили и колыхались в пепельно-сером дыму, Петельников сразу охватил взглядом трёх девиц и стал держать их в поле зрения, хотя сидели они в разных концах ресторана.
Одна худенькая акселерированная девица с бледно-рыжими распущенными волосами… Вторая симпатичная, наверное небольшая, с чёрными косами, уложенными на голове, как удавы. А третья — беленькая, с короткой мальчишеской стрижкой и заметной грудью. Других одиноких женщин в ресторане не было. Они ждали не кого-то — они ждали вообще. Петельников не знал, как он это определил, но, кажется, только не умом. Он развернулся и прошёл у самого столика, где сидела беленькая. Мелькнуло светлое лицо, редкая чёлка и большие блестящие глаза, чуть выпуклые, красиво выпуклые, отчего казались ещё больше. Инспектор сразу почувствовал сжатость в мускулах, во всём теле, словно его кто стягивал. И сразу понял, что это всё-таки операция, которая уже началась.
Ему захотелось немедленно сеть к ней за столик, но он вовремя удержался — надо всё увидеть со стороны. Инспектор направился к чёрной с косами, которая сидела ближе к беленькой.
— У вас свободно? — спросил он и ослепительно улыбнулся от зубов до костюма.
— Пожалуйста, — просто ответила девушка.
— Одна скучаете? — поинтересовался инспектор.
— Должен был прийти знакомый офицер. Наверное, задержался на учениях.
Петельников и не сомневался, что тот на учениях.
— Не огорчайтесь, — утешил он. — Я тоже офицер, только переодетый.
— Да?! — задумчиво удивилась девушка.
— Ага, — подтвердил инспектор, но, встретившись с её серьёзным и чуть грустным взглядом, подумал, что зря он так откровенно «лепит горбатого», — девчонка вроде не дура.
— Не возражаете посидеть со мной? — спросил Петельников. — Если, конечно, не явится ваш офицер.
— Да уж сижу, — усмехнулась она.
— Чудесно! — бурно обрадовался инспектор. — Чур,
Она согласилась. Тут инспектор слегка хитрил: у него было маловато денег, и он хотел упредить её желания, хотя знал, что эти девушки почти никогда сами не выбирают, не то у них положение. Заказал так, чтобы денег на всякий случай осталось. Даже коньяка не взял, а попросил полграфинчика водки, которую не любил.
Беленькая пока сидела одна. Она ничего не заказывала. Но вот поманила официанта, что-то сказала, и тот через минуту принёс сигареты. Она закурила.
— Как вас зовут? — спросил Петельников.
— Вера. А вас?
— Гена, — признался инспектор.
Вера ему нравилась. Тихая, нежеманная, с умным глубоким взглядом и косами-удавами, она сидела спокойно, закурила предложенную сигарету, выпила предложенного вина, но водку пить отказалась.
К беленькой подошёл немолодой мужчина, склонился и загородил её лицо — видимо, спрашивал разрешения сесть. Когда он сел, беленькая сразу пропала за его спиной, как за стенкой.
— Не возражаете, если я подвинусь к вам? — спросил Петельников.
— Пожалуйста, — улыбнулась Вера.
Инспектор пересел, и беленькая открылась. Её сосед уже длинно заказывал официанту, а она красиво курила. Но вдруг беленькая встала и пошла к выходу.
— Извините, Вера, знакомый парень мелькнул в вестибюле.
Петельников шёл, идиотски насвистывая. Беленькая спустилась вниз. Он тоже пошёл по лестнице. Беленькая дала номерок и получила в гардеробе плащ. Инспектор подошёл к швейцару и стал монотонно выяснять, не приходил ли тут его приятель с бородкой, фиксой и в коричневом берете. Она что-то взяла из плаща и пошла обратно. Петельников поблагодарил швейцара и тоже побежал вверх по ступенькам.
— Выпьем, Вера, за начало, — предложил инспектор.
— Начало… чего? — осторожно спросила Вера.
Видимо, она случайно попала на этот пустой ресторанный конвейер, а может, зашла от одиночества. Сейчас ему выяснять некогда.
— За начало всего, Вера. Какое прекрасное слово — начало. Всё в жизни начинается с начала. Знакомство, любовь, человеческая жизнь…
Беленькая со своим сотрапезником подняли по третьей рюмке…
Петельников тоже налил, заставив Веру допить её бокал. Инспектор не боялся охмелеть. Он мог опростать графинчик, а мог второй, не моргнув глазом, — только побледнел бы. Сам иногда удивлялся: стоило приказать организму не пьянеть, и тот слушался, как дрессированная собака. Дома же, в гостях, в праздники, в те редкие дни, когда его дрессированный организм расслаблялся, он пьянел обыкновенно, как и все.
Беленькая пила вино или курила, пуская конусы дыма поверх головы своего партнёра. На эстраде заиграл жидкий, но шумный оркестр. Беленькая сразу встала и грациозно положила руку на плечо своего нового друга.
В третьей, акселерированной рыжей девице Петельников ошибся: оказалось, что она держала столик для шумной студенческой компании.
— В какой области подвизаетесь, Вера? Или учитесь? — спросил инспектор и поднял третью рюмку.
— В пищевой промышленности, — усмехнулась она и отпила полбокала терпкого рислинга.