Следователь
Шрифт:
Это – затишье перед бурей.
Так вот сейчас Фигаро не чувствовал ничего подобного. Злость? Да, конечно – он злился на себя и свою интуицию, которая, подобно сторожевой собаке, чуяла вора, но была не в состоянии объяснить, где именно тот спрятался. Еще следователь, разумеется, чувствовал голод – с самого утра он не ел ничего, что мог бы назвать полноценной пищей (для Фигаро это было смерти подобно). Ну и еще страдал от жары: заклятье климат-контроля окончательно превратило территорию Инквизитория в одну большую парилку.
Вот только было кое-что еще.
Покой.
Следователь
Что-то происходило с облаками в небе. Не то, чтобы они как-то изменились – это были те же самые облака, которые Фигаро видел бессчетное множество раз, но теперь они словно обрели запредельную четкость и резкость. Заходящее солнце золотило их пушистые бока, и можно было различить тысячи оттенков золотого и белого, органично переплетающихся с чернильной синевой теней в складках белых облачных мантий. А формы! Следователь никогда не видел облаков таких причудливых форм: золотая карета с коронами на крыше, парящая чайка, пузатый, пышущий паром самовар, девушка в шляпке с вуалью.
Кирпичи, из которых было сложено здание Инквизитория, пошли рябью, потемнели и вдруг открылись, словно шуфлядки старого шкафа, битком набитые воспоминаниями – все-таки это было очень старое здание.
«А ведь раньше это была городская ратуша», подумал Фигаро. «Но откуда я это знаю? Где-то когда-то прочел и забыл где и когда? Быть того не может»
Мир вокруг менялся. Он становился глубже, объемнее, с каждой секундой открывая все новые и новые грани повседневной реальности. То есть, сам по себе он остался прежним, просто вдруг стало ясно, зачем в небе горят звезды и почему ветер колышет траву под окном.
Фигаро остановился у маленького флигеля и принюхался. Цветы? Бред. Откуда в ноябре цветы? Он опустил голову и изумленно уставился на... да, так и есть: под крыльцом, у самого бордюра, из земли поднимались несколько голубых венчиков. Следователь никогда не видел ничего подобного: цветы напоминали подснежники, но были раза в три выше, а их тоненькие лепестки оканчивались черной траурной полосой.
Фигаро готов был дать голову на отсечение, что пару часов назад никаких цветов здесь не было.
Он огляделся по сторонам. Откуда-то долетел запах горячего шашлыка; заорал петух в сарае. В маленькой беседке у самой ограды два немецких колдуна-инженера, вместо того чтобы заниматься настройкой эфирных дросселей, пытались прижать парочку французских ведьм. Француженки хихикали и ненатурально отбивались. В глубине двора мелькнула троица подвыпивших инквизиторов; в небе хлопнуло, и зеленая ракета алхимического
Короче говоря, все происходящее постепенно переходило из категории «сумасшедший дом» в категорию «цирк шапито». И Фигаро понятия не имел, радоваться этому факту или приступать к плану «Б», то бишь дежурной панике.
Вот только паниковать не хотелось. Ни капельки. Не хотелось также забивать голову всякой ерундой вроде «долга» и «национальной безопасности». Фигаро подумал, что ему сейчас вполне хватило бы тарелки горячего супа, чая с булочками и кресла-качалки, в котором можно сидеть на крыльце Инквизитория, дымить трубкой и просто глазеть по сторонам. Ему пришла в голову фраза «созерцать величие Вселенной», но следователь тут же сообразил, что если отбросить лишний пафос, то смысл будет тот же, что и у «глазеть по сторонам».
...В центре двора колдуны уже успели соорудить шаткую металлическую конструкцию, похожую на телеграфный столб опутанный проволокой и утыканный ярко светящимися кристаллами-накопителями, и теперь суетились вокруг нее, комично размахивая руками и выкрикивая формулы. Фигаро расхохотался – эта компания напомнила ему пьяных студиозусов, наклюкавшихся до такой степени, что они решили отметить Рождество в конце осени, соорудив «елку» из подвернувшегося под руку металлического мусора.
Чуть в стороне следователь заметил Логоса; презиратор, похожий то ли на потерявшего бороду Морозного Деда, то ли на приобщенного к цивилизации шахтного гнома, стоял на перевернутом деревянном ящике с наклейкой «Королевская Тушенка, сорт первый» и дирижировал всем колдовским бедламом. Физиономия презиратора раскраснелась, глаза блестели и Фигаро подумал, что дело тут не только в хлестких порывах ветра – то холодного, то горячего. Судя по всему, Логосу удалось договориться с немцами, засевшими в винном погребе.
– Здравствуйте, презиратор! – следователь шутливо поклонился, слегка приподняв шляпу над головой.
– М-м-м?.. А, Фигаро... Добрый вечер... Но мы же только что с Вами виделись, нет?.. Хэнк! Хэнк, черт тебя подери!! Держи напряжение стабильным, а то мы опять потеряем картинку! Наши немецкие коллеги вряд ли будут этому рады... – Презиратор вздохнул и повернулся к следователю. – Вы извините, я просто сейчас немного занят... А, блин. Ну, хорошо: очень занят, ужас как занят. До начала операции осталось – всего ничего, и очень скоро... А, зачем я Вам это рассказываю. Вы и так в курсе.
– Да, Вы мне рассказывали... Простите, Логос – а где Рич?
– На городской площади, с военными. Нам с ребятами досталась самая сволочная работа: защищать его от возможных угроз, причем, скотина, защищать дистанционно и скрытно.
– «Угрозы» это Па-Фу?
– Да нет, причем тут лиса... Мы должны защитить его от предполагаемой отдачи заклятий – немецкого и министерского. При этом мы не знаем даже приблизительной колдовской «карты» того, что будет применяться, не говоря уже об эфирных сигнатурах. Маньяки, уроды... – Логос скривился и сплюнул в грязь.