Следствием установлено
Шрифт:
— Лес вокруг! — заметил Осокин.
Русанов как бы обрадовался этому замечанию и мечтательно протянул:
— Ле-ес! Кто бы знал мещерские леса! На всю округу два-три человека знают здешние леса. От нас километрах в десяти живет лесник Жора, или Георгий Александрович. И ему уже под семьдесят. За свою жизнь он целые полосы насадил еловых лесов. Восстановительные посадки. Каждую тропку знает и без тропки не собьется, а без тропки мещерским лесом не проберешься. И по тропке, даже если и знаешь ее, далеко не уйдешь. Вьется, вьется меж деревьев, и стоп: впереди болото. Летом, в самую сушь, иное и перейдешь без сапог выше колен, а вот сейчас, в мае, и в сапогах не пройти! Убийство совершено восемнадцатого мая. Когда приходит комариный Егорий? Десятого мая. Кто-нибудь из вас бывал в лесу
Да, но вернемся к делу. Первый выстрел когда прозвучал? Около шести вечера. Самое времечко в лес бежать и в лесу отсиживаться от поиска. Скажу вам по секрету, не понадобилось бы Ни следствия, ни суда. Слышали когда-нибудь, как в стародавние времена в здешних местах разбойников казнили? Монахи этим занимались. В евангелии говорится — не убий! Они рук не кровянили. Конокрада поймают и на ночь в лесу привязывают к дереву. К утру вместо человека с веревок снимали кровяной волдырь! Триста укусов пчел смертельны, а тут миллиард укусов… По дорогам далеко ли убежал бы Охрименко, человек не здешний? Не прошло бы и получаса, как все посты получили бы извещение, на всех автобусных остановках его поджидали бы, на всех постах ГАИ осмотр машинам! Некуда бежать ему было! А отсюда вывод! Убийство он не готовил. Что-то произошло между супругами более значительное, чем рассуждение об анонимных письмах. И случилось внезапно. Потому и стрельба! Вот еще задача, Виталий Серафимович! Это хорошо, что выверено, сколько прошло времени от встречи с женой и до выстрелов. Теперь надо постараться, очень постараться прояснить, что между ними происходило в эти двадцать минут. Как там в их небоскребе с звукоизоляцией?
— Очень плохо! — ответил Осокин.
— Конечно, плохо, если участковый услышал выстрелы в соседнем доме! И еще одна деталь, зафиксированная в протоколе допроса кого-то из свидетелей. Вы ее, Виталий Серафимович, в протокол занесли, но перепроверять и уточнять не стали.
— Вы это о чем?
— О госте! Гость промелькнул, и больше о нем ни звука.
— Гостил, дескать, и уехал…
— Хозяйка его выгнала, а не уехал!
— Вот именно. Водочкой баловался, кто ж стерпит? Хотя можно заметить, а пока это очень туманно проступает, что именно после этого эпизода началось обострение семейных отношений Охрименко.
— Предмет для ревности? — спросил Пухов.
— Не знаю, — ответил Русанов, — а прояснить надобно! Действуйте, Виталий Серафимович! Но и о своей версии не забывайте! Все, о чем мы здесь говорили, пока без уточнений — только предположения.
10
Весь путь Охрименко из квартиры и до операционного стола можно было проследить с любого конца. Осокину удобнее показалось начать с рязанской больницы и лишний раз проведать больного.
Больной по заключению врачей чувствовал себя нормально, рана заживала, в поведении не обнаруживал нервозности. Как всегда, был мрачен и неразговорчив.
Больше к нему никто не наведывался, ни цветов не дарил, ни сигарет.
Первое,
Затем Осокин попросил главного врача рассказать поподробнее о том, как проходила операция.
— Скорее, перевязка, чем операция, — поправил его хирург. — Почему вас волнует ее ход?
— Нам надо установить, в каком состоянии привезли Охрименко. Точнее, не могли бы вы вспомнить: когда его принесли в операционную, был ли он в сознании?
— Во-первых, молодой человек, — начал хирург, — у нас в операционную не приносят, а ввозят. Здесь все были серьезно встревожены: нам же сообщили, что у больного задето пулей сердце. Мы даже связались с Москвой и предупредили о сложной операции. К нам на подмогу даже готовы были вылететь специалисты. В том, что этот человек был в бессознательном состоянии, сомнений не было… Если бы он оказался в сознании, это нас поразило бы! Мы даже не делали рентгеновского снимка перед операцией, так торопились спасти ему жизнь. Я вам больше скажу, признаюсь в своей оплошности. Я не сразу заметил, что у него ранена и рука. Я сразу же начал зондировать рану и поразился, что зонд уперся в ребро. Только тогда наступило прозрение и мы успокоились.
— Как на это реагировал больной?
— Опять наивный вопрос, молодой человек! Но вы не медик, прощаю! В это время он уже находился под общим наркозом. — Мы отвезли его в рентгеновский кабинет. Глазам не поверили. Пуля, едва коснувшись ребер, ушла в ладонь. Пришлось срочно звонить в Москву и извиняться.
Тут Осокин объяснил хирургу, каким образом возникло столь удивительное ранение у Охрименко.
— Ну и ну! — воскликнул хирург. — С такими самострелами мне не приходилось встречаться.
— У вас не было ощущения, что Охрименко находился без сознания из-за сильного опьянения?
— Я и мои коллеги не подумали об этом. Но и от боли он мог потерять сознание. Рана не опасная, но довольно болезненная.
Пришлось допросить всех, кто имел отношение к подготовке операции. Эти допросы ничего не дали. Все утверждали, что он находился в бессознательном состоянии.
Осокин поехал в сельскую больницу, в которую Охрименко был первоначально доставлен на машине «скорой помощи» из Сорочинки. Та же картина. Все в один голос уверяли, что Охрименко был доставлен в бессознательном состоянии. И вот, наконец, на допросе сестра, которая обрабатывала раны антисептическими средствами.
— Без сознания? — переспросила она. — Вроде бы и без сознания, а вот на боль среагировал.
Осокин замер, опасаясь неудачным вопросом нарушить память у свидетельницы. Осторожно спросил:
— На какую боль?
— Я ему раны обрабатывала тампонами. Заметила волосок возле самого края раны. Это всегда опасно. На волоске может оказаться грязь. Я поспешила и дернула волос пинцетом. Он открыл глаза и зло вдруг говорит: «Слышь ты, ведьма старая, аккуратнее! Я тебе не собака!»
— Старая? — переспросил Осокин. — Когда же он мог заметить, что вы пожилого возраста?
— Не знаю! Он лежал с закрытыми глазами…
— Вы никому об этом не сказали?
— Зачем? Все спешили его отправить в область, а потом это уже ни к чему!
Так Осокин получил возможность оценить прозорливость Русанова. Прорыв в логическую цепь, составленную Охрименко, состоялся.
В Сорочинке привыкли к приездам Осокина, не стесняясь подходили полюбопытствовать, как идет расследование. Каким-то образом разнесся слух, что Охрименко убил жену в состоянии невменяемости, и всем не терпелось узнать, будет ли он отвечать по суду. Осокин уходил от расспросов, не удовлетворил он любопытства и участкового. Он попросил его пригласить понятых и проводить в квартиру Охрименко, чтобы установить, что могли услышать соседи, когда встретились супруги Охрименко после разлуки.