Следы богов
Шрифт:
– Что это он держит?
– Трезубец, – ответил Широков.
– А зачем ему трезубец?
– Так это же Посейдон! Он всегда с трезубцем.
– Да?
У Багирова сделалось такое озадаченное лицо, что Павел рассмеялся.
– Как статуэтка оказалась у тебя на столе?
– Я ее купил… А в чем дело?
– Надо подумать. Я буду думать, Паша. И ты думай. Почему ты, например, купил Посейдона, а не Зевса или Аполлона какого-нибудь? Не Афродиту? Не Геракла?
– Мне Посейдон нравится, – растерянно сказал Широков. – С детства нравился. Красивый бог. Покровитель
– И кличка у тебя – Варяг!
Павел Иванович усмехнулся.
– Не кличка, а… прозвище. Нужно нам от блатного жаргона отвыкать. Как ты на это смотришь?
– Положительно. Я о другом хочу спросить. Откуда у тебя такое… прозвище?
– Я его сам придумал, – задумчиво ответил Широков. – Загадочный народ – варяги. Таинственный и… великий. Лучшие воины на суше и на море, особое братство. Бились они и против немцев, и против датчан… и начало дали русским князьям. Рюриковичи мы!
Он закатал рукав и показал Багирову маленькую татуировку чуть выше локтевого сгиба.
– Я ее себе сделал в двенадцать лет.
– Трезубец! – воскликнул Багиров. – Почему я у тебя раньше его не видел?
– Не присматривался, наверное.
Начальник службы безопасности вынужден был признать свою оплошность. Татуировку он у Широкова видел, но чтоона изображала, не интересовался. Рисунок мелкий, да и место неудобное – сгиб локтя.
– Знаешь, какое происхождение у слова «русь»? Мне когда-то учительница географии рассказала. «Русь» восходит к древнеиндийскому Ruksi – Russi, что означает Светлый, Белый.Только к цвету волос это не имеет никакого отношения. Имеется в виду Светлая Сила или Светлая Душа… Варяжское братство – прообраз рыцарских орденов. «И кляшися оружием своим, и Перуном, богом своим…»
– Что-что? – не понял Багиров.
– Это я так… клятву одну вспомнил, – усмехнулся Широков. – Хорошая клятва. Интересная штука жизнь, а, Боря?
– Интересная. Завьялов опознал Пилина как заказчика нападения на заправочные станции. Что ты об этом скажешь?
Широков налил себе холодного вина, отпил половину.
– Не могу в это поверить, – серьезно сказал он. – Жорка сволочь, обыкновенная трусливая сволочь. Он алкаш, неудачник, который ненавидит весь мир. Может устроить скандал, драку. На большее он не способен. Что-то грандиозное спланировать, организовать… ему не по плечу. Откуда у него деньги, к примеру? Одно ружье, которое стрелок бросил на чердаке, стоит больше, чем Жорка заработает за десять лет. Это нереально.
– Выходит, Завьялов нас путает?
Павел Иванович пожал плечами.
– Тебе виднее. Может, заказчик похож на Пилина. Это уже кое-что. По крайней мере мы знаем, кого искать.
– Ты отвергаешь месть как мотив нападения?
Широков помолчал. Месть… Нет, он не отвергает такой мотив.
– Только не Пилин! – решительно возразил он. – Пойми, Жорка – мелкий пакостник, дебошир. Он уличный хулиган, а не беспощадный мститель.
Багиров и сам так думал. Что-то в этой истории постоянно
Глава 42
Вадим Сергеевич решил последовать совету Марата и отправился на сеанс психоанализа. Предварительно он посоветовался с мамой.
«Тебе необходима помощь специалиста, Вадик, – обрадовалась Ольга Антоновна, которая устала просыпаться по ночам от криков сына, носиться с лекарствами и бодрствовать у его постели. – Яне могу смотреть, как ты страдаешь!»
Казакову снились кошмары, которые не уходили с темнотой ночи, а продолжали преследовать его и днем. По утрам на него страшно было смотреть – бледный, измученный, с глазами затравленного зверя.
«Иди, Вадик, – настаивала мама. – Надо лечиться. Ты сам на себя не похож. Только не называй там свою фамилию. Не дай бог, слухи дойдут до школы».
«Ты намекаешь, что я сумасшедший? – злился Вадим. – Этого еще не хватало! Я совершенно нормальный человек, заруби себе на носу!»
«Конечно… – растерянно бормотала Ольга Антоновна. – Конечно, ты нормальный. Просто нервы расшатались».
Вадим Сергеевич все чаще склонялся к мысли, что с ним не все в порядке. Это пугало его сильнее ночных видений. Страх расстаться с жизнью сменился страхом оказаться в психушке. Это заставило его позвонить доктору Закревской и назначить время сеансов.
Выйдя из метро, он перешел дорогу, свернул направо и сразу увидел нужный дом. На доме висела табличка с указателем – «Кабинет психологической помощи». Так что долго блуждать Казакову не пришлось.
В маленьком уютном холле стоял и курил у раскрытого окна строгий мужчина в очках.
– Вы ко мне? – спросил он Вадима Сергеевича.
– Н-нет, я…
– Понятно, – мужчина кивнул и погладил свою бородку. – Вы к Ангелине Львовне. Она сейчас освободится. Я ее коллега, Олег Самойленко. Тоже доктор. Если у вас развилась зависимость от табака или спиртного, милости прошу.
Он улыбнулся и протянул Казакову руку для приветствия.
– И-иванов, – выпалил Вадим Сергеевич, пряча глаза. – Петр Петрович.
– Понятно, – невозмутимо повторил Самойленко. – Не смею вам мешать.
Он слегка поклонился и прошествовал мимо посетителя в свой кабинет. Вадим Сергеевич остался в холле один и тотчас почувствовал знакомый, леденящий душу страх. В раскрытое окно ветер приносил запах горячего асфальта и пыльной листвы. Казаков сел, не в силах оторвать взгляд от окна. Ему показалось, что мимо проходит Лена, – в развевающихся одеждах неопределенного цвета, обратив к окну свое застывшее лицо-маску…
– А-а! А-а-а-а…
– Что с вами?
Вадим Сергеевич подпрыгнул от неожиданности. Перед ним стояла невысокая дама приятной наружности, в светлом брючном костюме из хлопка.
– В-вы что-нибудь видите? – спросил он даму, указывая дрожащей рукой на окно.
– Где?
– Там! Там… на улице.
– Вижу, – спокойно ответила дама. – Деревья, прохожих. А вы?
– Я? – Казаков сник и внутренне сжался. – Т-тоже.
– Меня зовут Ангелина Львовна, – сказала дама. – Вы, наверное, ко мне?