Следы на воде

Ефанов Сергей Алексеевич

– Правда? Она просто так выглядит, да? Ну тогда ладно, я её возьму. Спасибо тебе!

Селеста вдруг наклонилась и, не успел я и глазом моргнуть, как она быстро поцеловала меня в щёку. При этом она почти сразу покраснела, отвернулась и стала прилаживать заколку к своим волосам.

Вот тут я совершенно явственно осознал, что Селеста — девушка. Она достала небольшое зеркальце и стала рассматривать в нём, хорошо ли сидит заколка. После того, как до неё дошло, что в маленьком зеркале ничего особо не рассмотреть, она подошла к большому зеркалу, висящему у входа в аудиторию,

и стала рассматривать себя там. Она поворачивалась и так, и этак, поправляла заколку, затем снова смотрела как теперь стало. В общем, минут десять или пятнадцать я стоял и с улыбкой наблюдал за тем, как Селеста из огромной неуклюжей медведицы превращается в юную милую девушку.

– Можно я буду ходить с ней всегда?
– спросила она меня, наконец. Лицо её при этом заливал лёгкий румянец.

– Конечно! Это теперь твоя вещь, и ты можешь носить её когда захочешь!

– Хорошо. Большое тебе спасибо! Мне ещё никогда ничего подобного не дарили!

Сказав это, Селеста снова опустила глаза и сказав ещё раз «Спасибо!» Выбежала вон из аудитории, оставив меня одного.

Позабытая коробочка от заколки так и осталась лежать на парте.

Глава 12

Я стоял на балконе, продуваемом холодным ветром, а за дверью, в главном зале Академии, бушевал Рождественский Бал.

Зима в Академии накрытой защитным куполом не была, ни снежной, ни особенно холодной. Температура не опускалась ниже +5 градусов Цельсия, это, конечно, вовсе не московские морозы, но я был вовсе не в шубе, а в парадной форме из паушелка, так что мне было немного зябко.

Но холод вокруг был досадной мелочью, по сравнению с тем разочарованием и обидой, что правили бал сейчас в моей душе. Я сидел на промерзшем стуле на балконе, и думал, почему же мне так не везёт в жизни?

Дуэль с Ричардом хоть и добавила мне очков среди одногрупников, обернулась настоящей враждой с Жозефиной. Она стала бить по самому больному — по моей успеваемости. А тут ещё я, на волне удачного вызова четырёх огневиков сразу, попытался на зачёте вызвать большого огненного элементала, и с треском провалился. Конечно потом, на пересдаче, мне удалось без проблем вызвать большого огневика, но всё же балы мне срезали до минимума.

С теорией УГЭС тоже возникли проблемы. Профессор Логинов оказался на редкость авторитарным человеком, совершенно не терпевшим отклонений от своих стройных теорий, которые, к сожалению, в некоторых местах всё же были явно слабоваты. Моё апеллирование к труду его соперника профессора Де Кастелло из Мадридского университета, было воспринято в штыки. Мы здорово поспорили с Логиновым и в результате я получил за экзамен низший бал. Оспорить эту оценку было просто нереально, так что пришлось смирится.

Да и остальные экзамены у меня как-то тоже не задались.

В результате, по сумме набранных баллов, я оказался на последнем месте среди всех студентов

первого курса. Можно сказать, что это был грандиозный провал.

Но самое неприятное мне сообщила Жозе. Оказывается, я не просто набрал самый низший бал, у меня был самый низший бал за всю историю Академии! Вот это пережить оказалось гораздо труднее. Не так ужасно быть просто самым тупым студентом на курсе, но быть самым тупым за всю историю Академии, это, даже для меня, было уже слишком.

Вот поэтому я и сидел на балконе второго этажа, жалея себя и думая, а не бросить ли мне всё к чёрту, если всё чего я добился, занимаясь с утра до ночи, это звание «самого большого тупицы за всю историю Академии»?

Внезапно на балкон выбежала симпатичная девушка в красивом бело-голубом платье с оборочками, курчавыми белоснежными волосами и широкой белой повязкой на глазах.

Она оперлась на парапет и не оборачиваясь, бросила:

– Мальчик [55] , принеси мне чего-нибудь выпить!

55

Мальчик! — типичное обращение к слуге. На самом деле девушка употребила слово garson, потому что в Академии говорят на новоангле.

Я слегка оторопел, но потом глянул на стол рядом с собой, на котором лежал забытый кем-то из слуг поднос, и догадался, что, за грустными мыслями, я совершенно забыл утром поправить свою ауру, и меня конечно же в очередной раз приняли за простолюдина.

Сначала я возмутился, но потом с горечью подумал: «Вполне закономерный конец это поганого вечера. Похоже, кроме как быть слугой, я больше ни на что не годен.»

Взяв поднос со стола, я поклонился девушке, как меня учили на уроках этикета в обычной школе, и сказав: «Как прикажете, госпожа!» - вышел в зал.

В зале было шумно и весело, гремела музыка, пары танцевали на танцевальной площадке в середине зала и в воздухе над ней, выписывая самые замысловатые па самых последних новомодных воздушных танцев.

Я быстро спустился по лестнице вниз, по пути, усилием воли, поправив свою ауру на псимагическую, подошел к столам с едой и напитками, нацедил два стакана розового пунша и, поставив их на поднос, поднялся обратно.

Когда я появился на балконе, девушка всё так же стояла у парапета. Её изящные плечи чуть вздрагивали, так что мне показалось, что она плачет.

Я подошел к ней и протянул ей поднос со стаканами. Она не глядя взяла ближний, и отхлебнула. Чуть помедлив, я взял второй, встав рядом и отправив поднос на стол телекинезом. Этот совершенно автоматический жест, вывел её из задумчивости, и она, повернувшись ко мне, удивлённо воскликнула:

– Ты псимаг! Ну надо же! Я первый раз вижу такую сильную защиту!

Потом она как будто что-то вспомнила, и произнесла, чуть виноватым голосом:

– Простите. Я приняла Вас за слугу. Обычно я не делаю таких ошибок, но тут...