Следы ведут дальше
Шрифт:
— Давай пойдём в другую сторону, — предложил я. — Заблудимся, куда-нибудь нечаянно залезем. Можно к Лидке…
— Нет, — ответил Медведев. — Если ты откажешься, так ты смалодушничал. Значит, у тебя нет силы воли, если ты не можешь сделать того, что задумал. Ты станешь вроде дезертира.
— Я не дезертир. Просто я передумал.
— Сегодня ты изменишь своему плану, завтра бросишь товарища в бою… — заявил Ромка.
Я расстроился. Кому охота бросать товарища в бою?
— Ладно, пошли! —
Мы выглянули из-за ларьков.
На улице было спокойно: ни души. Из дома напротив доносились музыкальные гаммы — это Димка учился играть на баяне по самоучителю…
«Ти-ли… Ти-ли…»
Как не надоест? Если не умеешь играть, зачем баян покупать? Вот кому медведь на ухо наступил — Димке, а не мне.
Мы вышли на дорогу. Первым — Ромка. Пошли вдоль улицы. Около Агафьиного сада перепрыгнули через канаву. Две доски мы оторвали заранее. Они держались на гвозде. Тронешь — расползутся, как ножницы. Мы пролезли в сад.
Ветки у яблонь свисали до земли. Чтоб они не обломились, снизу их подперли подпорками.
Мы пошли, пригнувшись, за кустами крыжовника. Крыжовник я не люблю — он волосатый. Я повёл Ромку к белому наливу. Когда наш отряд приходил к бабке, чтоб взять над ней шефство, я «нечаянно» заметил, где рос белый налив.
Мы нагнули ветку… Яблоки были упругие, холодненькие. Живот холодило: рвали мы за пазуху.
Вначале рвали все подряд. Рвали, одним глазом на забор смотрели. Но собаки молчали.
Потом мы стали выбирать яблоки покрупнее…
— Давай груш нарвём, — предложил я. — Всё равно уж, если попадёмся, то и за груши влетит и за яблоки.
Мы прокрались к колодцу.
Никогда не надо спешить. Правильно говорят. Ромка торопился и налетел на пустое ведро. Ну и загрохотало! Как сто тысяч вёдер по железной лестнице покатились.
И бабкины собаки запрыгали на цепях, залаяли. Я бросился к забору. Подбежал… Но разве впопыхах найдёшь нужные доски? Потерялись, и всё. Я бегал вдоль забора, весь забор перещупал, пальцы занозил…
Ромка тоже не мог найти выхода.
— Доставай камень! — закричал Ромка. — Сгрызут!
— Груши… есть, — сказал я. — Камня нет.
— Куда дел?
— Потерял! В карманах места нет, груши лежат. Тут в доме открылась дверь, на крыльцо вышла Агафья. Её хорошо было видно, потому что на крыльце горела электрическая лампочка. Она подошла к перилам крыльца и крикнула:
— Кто там? Кто пришёл-то, отвечай!
И неожиданно от калитки донеслось:
— Агафья Петровна, встречай гостя.
— Иду, иду! — прогнусавила Агафья. — Цыц, дармоеды! Пошли на место! Пропасти на вас нет, окаянные!
Наверное, собаки очень удивились таким словам и замолчали.
Во дворе появился старик с лохматой бородой. Всё лицо у него было бородатое, до самых ушей.
— Кто пришёл? — толкнул меня в бок Ромка. От неожиданности я вскрикнул.
— Сообразил, — обиделся я. — Толкаешь. Не знаю кто. Таких бородатых в Усмани нет. Наверное, спекулянт, как и бабка. Приехал из города.
Гость и хозяйка прошли в дом. В крайней комнате зажёгся свет, и из сада было видно, что там стоял шкаф с зеркалом, телевизор на тумбочке, на стене висели иконы.
Лица у святых на иконах были сердитыми, точно они сердились, что им не дали досмотреть футбольный матч по телевизору.
Дед полез в карман и достал деньги. Бабка помусолила пальцы, пересчитала рубли.
— Факт, спекулянт! — сказал я.
Что потом было, мы уже не видели, потому что ползали около пустого ведра — искали философский камень. Шарить по земле было неудобно — за пазухой яблоки, когда нагибались, то яблоки упирались в колени и никак нельзя было по-настоящему согнуться.
Пузырёк нашёлся у колодца…
И опять не удалось удрать, потому что в сад вышла бабка. Мы упали на землю. Бабка направилась прямо к нам. В руках у неё была бутылка из-под кефира.
Она шла на меня… Я лежал и видел, как она подходит и становится все больше и больше, закрыла собой огни в доме. Я удивился, что бабка такая широкая. Потом догадался, что это юбка такая широкая, свет заслоняет.
«А может быть, она видит в темноте? — подумал я. — Как сейчас схватит!»
Она подошла.
Ещё бы минуточку, я бы вскочил и побежал к забору. Спасибо, бабка налетела на ведро. Я сообразил, что она ничего со света не видит. Идёт куда глаза глядят, и всё такое прочее.
Она подошла к бочке с водой.
— Слепая совсем стала, — прошамкала она. — Упасть можно, расшибиться. Так, так… крышечка… Темь-то какая, ни зги не видно.
Она сняла с бочки крышку, опустила в воду бутылку из-под кефира, забулькала вода… Бабка вытащила из бочки бутылку.
— Хватит? Достаточно! Пожалуй, многовато на семь-то рублей. Ох, грехи наши тяжкие!
И она вылила полбутылки прямо мне на спину. Безобразие какое-то! Когда она ушла, я разозлился:
— Что ж такое получается? И льют и льют! То пожарники, теперь бабка. Гриппом можно заболеть или воспалением лёгких. Как возьму ведро, пойду и тоже оболью Агафью!
Но Ромку волновало другое:
— Зачем бабка воды взяла? Коля, гляди, деду воду отдаёт. Она за воду столько денег взяла?
— Не за простую, за «святую», — сказал я.