Следы ведут дальше
Шрифт:
— Идите, не бойтесь, я молчок про кино, — пообещал Длинный Нос. — Кто старое помянет… Поздравьте! Доживём, и на вашей свадьбе погуляем. Петя, жених, покажись архаровцам, Машиным ученикам! Ох, и сорванцы вы! Всё чего-нибудь придумаете.
Появился Петя. Я его знал. Он работал на фабрике шофёром. Он в армии уже отслужил. У нас, в Усмани, кто ещё не служил, как Димка, в армии, считался мальчишкой. А Петя уже вернулся из армии. Он моряком был. Я видел, как он в отпуск приезжал в бескозырке, в матросской форме; ребятишки за ним гурьбой бегали,
— Дорогая Мария Васильевна, — сказал Ромка. — Мы все… Ученики четвёртого «Б»… Нет, пятого… Теперь пятого… Рады… Мы всегда думали… Нет, не думали, мы не знали…
Ромка замолчал.
— Пойдёмте с нашим отрядом в поход, — сказал я напрямик. — Мы знаем одного дедушку с бородой. Наверное, у него дома кто-нибудь лежит больной. Вдруг ему медицинский совет нужен.
Все засмеялись. Мария Васильевна сбежала с крыльца, поцеловала Ромку и меня. У Ромки на щеке остался след от губной помады. Учительница смеялась, смеялась… Чего смешного нашла?
— Они не могут без меня, — сказала она. — Видишь, Петя, какие у меня ребята, я тебе про них рассказывала. Мои хорошие! Я тоже буду скучать без вас. Будет у вас новый классный руководитель, и вы привыкнете к нему. Но дружить мы будем, правда? Я запомню ваши слова на всю жизнь. Это замечательно, что мы так дружим.
Петя, жених, положил (рука у него была как десять моих) одну руку на плечо Ромке, вторую на моё плечо и повёл нас к калитке.
— Молодцы, что не забыли про свою учительницу… В поход зовёте. — Он тоже засмеялся. — Ладно, ладно, в другой раз. Привыкайте без няньки. Гуд-бай! Сами ворочайте мозгами.
Новый стратегический план начал рушиться. Я так подумал. И не зря подумал.
Только мы отошли шагов сто от электростанции, как нас догнал Борька.
— Где Тузик? — спросил я.
Если честно говорить, то для меня было неожиданностью узнать, что дядя Вася Длинный Нос отец нашей Марии Васильевны. Он наверняка рассказал, как поймал нас без билета.
— С Илюшкой остался. Бежим! Дед пошёл к реке, — выпалил Борька.
Мы побежали к реке. Но не добежали. Навстречу попались близнецы-братья Толя и Серёжа.
— Бежим… Лодка на берегу. Мы видели.
— Надо было одному остаться. Деда перехватить! — разозлился я. — Что друг за другом, как связанные, бегаете?
— Мы не догадались, — сказали они.
В общем, мы побежали во весь дух к реке. Прибежали, но ни деда, ни моторки уже не было. И никто не знал, куда он поехал — вверх по реке или вниз по течению.
Эх, близнецы-братья, Толя и Серёжа! Они так похожи друг на друга… Им нельзя ничего серьёзного поручить — обязательно всё на свете перепутают. И тот и другой.
Неприятности продолжаются
Ребята бегали по посёлку, искали друг друга и по одному приходили к дому бабки Агафьи. Как только открывали калитку, чтоб выяснить обстановку, их хватали и вели в читальный зал поселковой библиотеки имени Крупской. Я был записан в эту библиотеку, брал книги.
Навредила Зойка. Она ничего не знала ни про деда, ни про Паньку… Она решила, что мы задумали совсем другое.
Она пришла к бабке и что-то сказала нечаянно. Про сад. Наверное, бабка решила, что теперь весь отряд нападёт на неё, и побежала к дружинникам, нажаловалась, особенно на меня, сказала, что Колька Петренко хочет ей отомстить за тюбетейку.
Ребята устроили на нас засаду.
Так мы очутились в библиотеке.
В читальном зале лежали журналы. Читать их не разрешили. Стали стыдить и дознаваться: «Что задумали? Кто зачинщик?»
Ребята молчали. Зойка пальцем показала на меня:
— Это он, он! Мне не помог на забор залезть. Он ребятам тайну рассказал, а мне не рассказал.
Тут пришёл Димка, сосед, у которого был баян. Потом заявилась бабка Агафья и с порога запричитала: Товарищи, молодёжь! Что же такое, граждане? Нет защиты старому человеку от Кольки Петренко, коломенской версты. Забор сломал. Ходит, угрожает, деньги выманивает. Было дело.
— Никто у вас не выманивает! — закричали ребята. — Мы тимуровцами были. Мы хотели её перевоспитывать. За кефиром ей в магазин ходить.
— Без вас проживу, — разозлилась бабка. — Беспризорники, вам только в собачьем ящике на поездах ездить. Тимуровцы… Меня не обманешь. Я телевизор смотрю, знаю, кто такие тимуровцы. Они бесплатно сад окапывают, цветы поливают, песни играют… Вот до чего сознательные. Не вам чета, окаянным.
Агафья разволновалась, вынула пачку папирос «Север», достала одну папироску, попросила прикурить.
Ей сказали, что в библиотеке курить нельзя. Она обиделась. И набросилась на меня. Я-то при чём? Что я ей плохого сделал? Пусть курит. Это дружинники ей курить запретили, а не я.
— Ух, клеймёный! — подбежала она и схватила моё ухо, и стала крутить ухо, как ручку у крана. — Вымахал под потолок.
— Больно! — закричал я.
— Гражданочка, — возмутились дружинники. — Это вы бросьте! Вы не имеете права давать волю рукам. Мы сами разберёмся. Без кулаков.
— Друг за дружку стоите! — сказала Агафья. — Понятно. Ух, попался бы, застрелила бы его прямо из самого большого ружья. Тунеядец!
И она ушла. Правильно, что её не задержали. Ухо у меня стало красным и болело.
— Что скажешь, сосед? — важно спросил Димка! Может быть, ему нужно было бы рассказать про «святую воду», но я ничего не сказал, потому что ухо пухло.
— А ты не умеешь играть на баяне, — сказал я почему-то так, на зло. — Тебе медведь на ухо наступил. Чего нас держишь? Не имеешь права! Мы не трогали Агафьи. Вчера я один провинился, меня уже перевоспитали…