Следы
Шрифт:
– Увидимся!
Наталья положила трубку. Глаза ее блестели.
Кира услышала позитив в голосе Наташи, и спросила ее:
– Кто тебя так обрадовал?
– Нина Петровна! Она приехала с Алма-Аты. Назначает мне встречу. Ты не обидишься, если я не возьму тебя с собой?
– Нет. Я найду, чем мне заняться.
– Хорошо, Кира. Я пойду одеваться. Хочется прийти вовремя.
– Конечно, беги, - улыбнулась Кира.
Наташа быстро оделась, и уже через двадцать минут стояла на остановке, чтобы дождаться троллейбуса, который довезет ее до вокзала.
Сердечко выскакивало из груди. Так волновала ее
Выскочив из троллейбуса, Наталья легкой походкой пошла к памятнику Фрунзе – полководцу и военноначальнику, стоявшему напротив здания железнодорожного вокзала.
Детство Натальи прошло в этих местах, поэтому встреча с памятником, находящимся на бульваре Дзержинского, была своеобразным ритуалом возвращением домой.
Каждое дерево, каждая клумба, каждая скамья были исследованы еще в далеком Наткином детстве. Поэтому чувство ностальгии по давно ушедшему самому замечательному времени было щемящим, радостным. Оно умножалось из-за ожидания встречи с любимой Ниной Петровной, которую Наталья не видела более полутора лет.
Наталья подошла к памятнику. На высоком постаменте стоял могучий конь, державший на спине грозного усатого седока – величественного и смелого. Когда Наталья была крошкой, ей казалось, что этот памятник самый большой и величественный. Но сейчас он как бы уменьшился в размерах, потому что Наталья сама подросла, стала выше.
Она пошла вкруговую, вспоминая каждую деталь скульптуры. Наталья улыбалась. Ощущение было такое, как будто девушка пришла в гости к родственнику, которого не видела очень давно. Она приложила руку к теплому граниту, которым была облицована стела. И так захотелось назад, в свое беззаботное детство с его скромными заботами, с его интересами познания окружающего мира. Сколько в этом парке было зарыто «секретов», она уже и сама не помнила. Но щемящее грудь чувство вызывало невольные слезы на глазах.
– Здравствуй, Натулечка! – раздалось за спиной.
Наталья обернулась. Она увидела маму Павла, одну из самых замечательных мам на свете, которая любила Наташу как свою родную дочь, по которой Наталья очень соскучилась.
Наташа подошла к Нине Петровне и крепко обняла ее. Говорить о чувствах не приходилось. Все было и так понятно. Они стояли, остро переживая обоюдное волнение от этой встречи.
Наталья отстранилась и произнесла:
– Вы не представляете, какой подарок для меня сделали. Только сейчас я почувствовала, как я по Вас соскучилась, как Вы мне дороги!
– Натулечка, девочка моя, я тоже очень рада. Не могла не увидеть тебя. Пойдем в тень?
– Да, прогуляемся по бульвару. Там сейчас хорошо.
Они пошли, обнявшись. Не могли вымолвить ни слова.
Вдоль всего бульвара были высажены вековые дубы, которые, переплетаясь кронами, давали защиту от жары, создавали тень, в которой нежились на лавочках мамочки с детьми, старики, молодые люди. Кто-то совершал пробежку, кто-то сидел, развернув газету. Здесь проходила своя жизнь горожан, и Наталье было приятно, что она тоже была причастна к этой жизни с раннего детства. И именно здесь ей предстоял непростой разговор с Ниной Петровной относительно судьбы Павла. Как говориться, дома и стены помогают. Ее стенами в данный момент было все то, что росло, щебетало, раздавалась детскими голосами, свежо журчало в арыках, ощущалось кожей и впитывалось запахами зеленой свежести.
– Просто сказка! – улыбнувшись, сказала Нина Петровна.
– Да, добрая сказка из моего детства. Я выросла на этом бульваре. Мне здесь очень хорошо.
– А сейчас как живет моя девочка?
– Все потихоньку. Наслаждаюсь отдыхом. Радуюсь дому, по которому очень соскучилась за долгий учебный год.
– Расскажи мне о себе: где учишься, как? Что происходит в твоей жизни?
Наталья начала неспешный рассказ о том, как ей жилось эти полтора года, которые были проведены в разлуке с этой милой доброй женщиной.
Единственное, что упускала из повествования – это перенесенные страдания из-за ее сына, с которым они расстались по его вине. Но Наташа понимала, что тему «Павла» они не обойдут, поэтому внутренне настроила себя как можно спокойнее отнестись ко всему, что узнает.
– Значит, у тебя есть молодой человек, которого ты ждешь с армии?
– Да. И дождусь.
– Я знаю это. Потому что ты самый верный своему слову человек. Я это точно знаю. Веришь, спустя столько времени меня до сих пор не отпускает боль от того, что ты не стала НАШЕЙ. Я очень любила и люблю тебя, моя девочка. И осуждаю родного сына за то, что он не удержал своего счастья. Но Бог ему судья. Он – мой сын. И, по-своему, наказан переживаниями и сомнениями. Мне очень жаль, что вы не вместе. Потому что вы оба – мои дети. Как я мечтала о том, что вы создадите счастливую семью. До сих пор злюсь на него, знаешь за что? За то, что он не проявил себя как мужчина, и, извини за крепкое слово, не «трахнул» тебя, чтобы ты уже никуда от нас не делась. Я многое понимала, знала, что интимная сторона жизни не обошла вас стороной, что вы любите не только платонически друг друга. Но, если бы он сделал тебя своей женщиной, мы бы сейчас не сидели здесь и не говорили об этом с такой горечью. Он оказался слабым, и мне жаль!
– Вы не правы! – стала защищать Павла Наташа. – Ваш сын – самый лучший. И он тоже умеет держать слово, данное кому-то. Именно из-за обещания моим родителям не «делать глупостей» мы имеем сейчас то, что имеем. Павел – честный человек. И как никто другой умеет держать крепкое мужское слово.
– Ты так говоришь о нем, как будто он тебе не безразличен.
– Ну, конечно же, нет. Я всегда уважала и любила его. И это чувство до сих пор живет в моем сердце. Просто так распорядилась судьба, а некоторые люди приложили массу усилий, чтобы повернуть ситуацию вспять. Я говорю о Марине. Как она кстати? Добилась Павла?
– Они уже почти год, как женаты.
Это известие сразило Наталью на повал: весь ужас отразился ни лице, в горле встал комок. Она не понимала, как можно было простить то падение с высоты, которое случилось благодаря Марининой прихоти.
Нина Петровна с сочувствием посмотрела на Наталью. Она понимала, как тяжело сейчас переживает девушка. И ей было больно от того, что больно сейчас всем.
Они молчали, не в силах вымолвить ни слова. Спустя какое-то время Наталья сделала глубокий вздох, чтобы прогнать комок, застрявший в горле, и дрогнувшим голосом спросила: