Слепцы
Шрифт:
Все живое чувствует ледяное дыхание смерти, прошедшей совсем рядом, почти коснувшейся их краями савана. Все ощущают мрачную торжественность момента. Один только я ничего не понимаю.
– А ждете кого?
Вместо ответа Маша легким жестом указывает куда-то за спины мужчин и в тот же миг опускается на колени. Следом преклоняют колени и все остальные. Я на всякий случай тоже опускаюсь на влажную глину. Тут только замечаю я, что к кладбищу из глубины подземного зала медленно, торжественно шествует сгорбленный старик. Издалека бросается в глаза длинная
Я сначала предположил, что это колдун или знахарь, но потом услышал, как седовласый старик напевает:
– Ве-е-ечная па-а-амять. Ве-е-ечная па-а-амять.
Священник. Вот кто это.
Подойдя к племени, которое в полном составе собралось около свежей могилы, старик трижды перекрестился, и последние сомнения отпали. Я торопливо складываю пальцы в щепоть и осеняю себя крестным знамением.
– Это Кондрат Филиппович, – шепчет мне на ухо Маша, – он будет отпевать…
– Кого?
Я вновь не получаю ответа.
Тем временем седой старик заканчивает читать молитвы и обращается к Маше:
– Приведи его, Мария. Пусть попрощается.
– С кем?
– Сейчас сам увидишь, – шепчет Острикова, пряча глаза, – иди.
И я делаю шаг вперед.
А вот и покойник.
Рядом с погребением, не заметный со стороны за сваленной в кучу глиной, лежит какой-то человек. Он облачен в красно-синий комбинезон. На груди три буквы: «Р.К.А». Такой же был и на мне. Светлые волосы обрамляют гордое, величественное лицо. Очень красивое лицо. Даже смерть не лишила его изящных, благородных черт.
– Да это женщина! Какая… Какая властная. Настоящая принцесса. Или нет, королева. А может… Капитан?
Тут же голова закружилась, сначала медленно, потом все быстрее. В глазах потемнело. Все вокруг подернулось туманом.
– Ка-пи-тан! – сорвалось с моих губ случайно подвернувшееся слово.
Все племя дружно кивает.
– Капитан, – эхом отвечают люди.
Вождь Афанасий делает шаг вперед и произносит:
– Да, Герман. Это – твой товарищ, капитан Светлана Николаева. Так было написано на ее скафандре.
Я слышу слова Афанасия так, словно тот вещает издалека, но теперь все понимаю. Фрагменты нехитрой головоломки сложились вместе.
– Мы нашли ее на Мертвой станции, – продолжает говорить вождь. – Страшное место. Там выходят из-под земли ядовитые газы. Оттуда приполз сюда и ты. Видимо, именно под действием газов ты потерял память. Еще там лежал твой шлем, а в карманах капитана Николаевой мы нашли…
Но договорить ему не дал Кондрат Филиппович.
– Потом, – резко произносит он, – все это потом. Не мешайте ему прощаться с другом.
Я рад был бы последовать словам старика.
Но не могу.
Смотрю на эту красивую, сильную женщину, чье сердце остановилось навеки, и ощущаю в душе тяжелую пустоту.
Я должен оплакать этого человека, выдавить из себя слова последнего прощания. Но я молчу. И слезы не текут из моих глаз.
Я не знаю эту женщину. Все, что связывает меня с этой красавицей, которую я когда-то называл капитаном, а может быть, и другом? возлюбленной? женой? скрывает безразличная и холодная темнота. Ни единого проблеска. Ни одного воспоминания. Чужой человек.
– Капитан, – превозмогаю себя, начинаю говорить, – я никогда не забуду те годы, что мы сражались плечом к плечу! Ты всегда будешь жить здесь, в моем сердце. Капитан! Я всегда буду помнить… Буду помнить всегда…
Дальше говорить я могу. Горькие злые слезы хлынули из моих глаз. Это не горе. Это злость и обида на этот страшный, жестокий мир, лишивший меня всего. Лишивший меня памяти!
За что мне это?!
За что-о-о?!
Горе, терзавшее пришельца; горе, граничащее с безумием, никого не оставило безучастным. Упал на колени, закрыв лицо ручонками, сын вождя. Опустили глаза остальные мужчины. Зарыдали женщины. Даже Мария, прежде смотревшая на космонавта с неприязнью, не могла сдержать слез.
И даже когда Герман перестал выть и метаться у тела погибшей подруги, люди долго стояли, не смея пошевелиться.
– Не хотел бы я оказаться на его месте, – шепнул Афанасий Кондрату, когда последние конвульсии, сотрясавшие тело пришельца, стихли.
Старик кивнул.
– У него же ничего нет. Подумать только. Ничего! На этот раз Мертвая станция отняла очень много. Слишком много.
– Разве можно отнять что-то большее, чем жизнь? – пожал плечами Кондрат Филиппович.
– Можно, – возразил Афанасий.
Они замолчали.
Не говоря ни слова, наблюдал предводитель подземного народа, как Арсений и Прохор приблизились к Герману, осторожно оттащили его в сторону, а затем со всеми возможными предосторожностями опустили в могилу тело второго космонавта…
– Вот и все, все кончилось, – сказал Афанасий полчаса спустя.
Погребальная церемония завершилась. Лишь небольшой холмик напоминал, что недавно здесь навеки упокоилась гостья из внешнего мира.
– О нет, – отвечал Кондрат Филиппович, – все только начинается. Чувствую… Чувствую, как пошатнулось равновесие. Что-то изменилось. Этот человек… Этот космонавт. Он принес в наш мир то, чего тут не должно быть. Чему тут не место. Помяни мое слово, Афоня: теперь сонному царству конец. И возврата к прежней жизни нет.
Вождь молча внимал словам своего седовласого наставника. Не спорил, не возмущался, лишь хмурил лоб, пытаясь понять, переварить те пророчества, которые слышал.
– И что же ждет нас? – задал он единственный вопрос.
– Не знаю. Мне не дано видеть будущее. Но знаешь, это правильно. Это верно.
– Что?
– То, что он явился в наш мир. Явился, чтобы изменить его.
– Я не по…
– Я тоже. Но я чувствую. И это – правильно, – с нажимом повторил Наставник. – Если ты думаешь, как бы избавиться от пришельца…