Слепцы
Шрифт:
– Выходит! – передразнил Дед, распаляясь окончательно, разве что искры не разбрасывая в стороны. – Выходит!.. А нужно, чтобы входил. Входил куда надо, а не куда попадя. Чтоб с одного удара. Чтоб… Да ты третьего дня кабаненка дорезал, руки тряслись, я видел. Как же ты живого человека убивать будешь.
– Дед! – тихо, но с проступающей в голосе угрозой, позвал Рык, но Деда несло неудержимо.
– Дед-дед… Что дед? Ты мне в сыны годишься, я… Я сам, вот этой вот рукой… – Дед вытянул перед собой костлявую ладонь, похожую на громадную птичью лапу. – Пять десятков убил. И это только в бою, а сколь
– Ты сколько раз за ночь до ветра бегаешь, Дед? – спросил Рык, и Дед вдруг замолчал. – Прошлой ночью я насчитал девять раз от заката до восхода. Не так?
– А что тебе с того? Сколько хочу, столько хожу… Может, меня со смородинного отвара разморило? Мы ж листья смородины заваривали вчера?
– Это тебя, Дед, холодом сморило… – сказал Рык.
– И старостью! – выкрикнул Дылда довольным голосом, будто радостное известие Деду сообщал. – А еще болезнь есть, говорят, когда человек до ветру бегает и бегает раз по двадцать на дню. От этого, говорят, конец сыреет и гниет, потом ноги гниют и слепота приходит… Ты как видишь, Дед? Может, слепнешь, к бесам? Вон, тебе у меня криворукость мерещится.
– Пасть закрой, – Кривой не поленился приподняться с охапки елового лапника, укрытого шкурой, и легонько, вроде как даже с шуткой, похлопал Дылду по щеке. – А то ведь санки вывалятся, чем жевать будешь?
И спор закончился.
Дед замолчал, Дылда замолчал.
Кривой умел говорить убедительно.
И знал, что говорит.
– Вот, казалось, засада, – сказал Кривой. – Чего тут такого? Сиди в кустах да жди. Только чего ждать?
– Купчину жирного, – взрослым голосом ответил Хорек.
Говорил он тихо: Кривой предупредил его строго, чтоб не шумел, чтобы птиц не переполошил.
– Купчину жирного… – повторил за мальчишкой Кривой, поморщившись, будто унюхал тухлятину какую. – И часто они ездят по дороге? Один за одним так и шастают, все прикидывают, как бы им Хорьку на глаза попасться да мошну ему отдать, да каменья самоцветные и вина заморские… Ты у дороги сколько раз караулил, сколько купцов жирных видел?
– А на прошлой неделе? На прошлой неделе обоз шел. Там одних саней груженых было с полсотни. Купцы. И жирные.
– Чего ж мы их не потрошили? – Кривой даже отвернулся от дороги, наставил на Хорька свой единственный глаз и прищурился издевательски. – Мы б уже озолотились, поделили бы фартовую добычу и разбежались кто куда. Чего я еще с тобой тут в лесу сижу, ответь.
– Ну… – протянул Хорек. – Там народу было много… Стражников наемных десятка три…
– Десятка три!.. – передразнил Кривой. – А четыре с половиной не хотел? Это только наемных, а княжеских сколько было? Еще десяток. А десяток бронников сотни наемных стоит. А нас сколько? Девять, это если с Вралем, тобой и Дедом. Соображаешь?
– Соображаю, – кивнул Хорек. – Так надо было собраться с другими ватагами. Месяц назад, еще до Колесова дня, мы ж встретились с ватагой Крученого. Нужно было с ним сговориться. Собрались бы вместе, еще позвали бы… В дальнем лесу есть лесные люди, за речкой… Собраться, вместе обоз остановить…
– Вот ведь дураки, – всплеснул руками Кривой. – Что ж мы у тебя совета не спросили? Такой случай упустили, бестолковые… Пора тебе Рыка сменить. Ой пора, засиделся он, поглупел, мохом оброс. Да и я совсем ума лишился, память потерял. И ведь обидно-то как! Рядом с нами мудрец живет, лошадей чистит, хворост собирает. Мудрец!
Хорек шмыгнул носом.
Понятно же, что Кривой издевается, насмешничает. И что такого глупого сказал Хорек?
Ну и ладно, ну и пусть Кривой говорит, что хочет, а сам Хорек крохоборствовать всю жизнь не собирается. Он повзрослеет, опыта наберется и соберет ватагу… Всех ватажников в округе поднимет, самый большой обоз перехватит. Даже зимний ярмарочный обоз остановит и перетряхнет. О нем песни еще складывать будут…
А Кривой посмотрел-посмотрел в лицо мальчишки и тяжело вздохнул, как у постели больного.
– Нас девять, – сказал Кривой.
– Девять.
– Еды у нас вдоволь, подвалы да овины с амбарами по всему лесу расставлены? Так?
– Нет.
– Стада у нас пасутся – выбирай овцу и жарь, когда захочешь. Так?
– Не так! – повысил голос Хорек, но спохватился и шепотом повторил. – Не так.
– Вот. Не так. Чтобы в лесу зимой прокормить десяток здоровых мужиков, нужно постоянно на охоту ходить. Но мы ведь не охотники! Мы разбойнички, не забыл? Можно, конечно, запасы делать, так мы и не пахари, не бортники.
– В деревню зайти, взять что нужно…
– Правильно. Раз зайдем, два… Деревня-то и кончится. Где ты видел, чтобы в наших деревнях лишняя еда была? Сами они мясо только по праздникам едят. Десять ртов – не прокормят…
Неподалеку раздался оглушительный треск – Кривой замолчал, прислушался настороженно.
– Это что? – спросил шепотом Хорек.
– Мороз это. Дерево на морозе трескается. И мы скоро трескаться начнем.
Разговаривая, Кривой все время прикрывал рот варежкой и строго следил, чтобы Хорек поступал так же. Ветра не было, пар изо рта поднимался кверху, мог и выдать. Но кому здесь пар от дыхания мог ватажников выдать, Кривой не уточнял, а Хорек и не спрашивал.
Что будет нужно, Кривой и сам расскажет.
– Да. О жратве, – сказал Кривой. – Это если только нам тут пастись, искать, что пожрать. А если две ватаги, два десятка оглоедов? Или, как ты удумал, – тысячу ватажников собрать. Как на них напасешься? И у кого брать? У селян? На всю тысячу? Охотиться? Опять-таки на всю тысячу. Все выбьют, выпьют и съедят. А что не добудут, то разгонят. Это если князь или воеводы не всполошатся. А они всполошатся, уж ты будь благонадежен! Тысяча гулящих людишек, да, почитай, возле самого Камня! Князья даром что между собой не ладят, тут быстро сговорятся, к лесу этому самому придут… и хоть так, хоть так, огнем или голодом, а твое войско выгонят в чисто поле и порубят в мелкое крошево. Если ты такое задумаешь, то проще уж сразу на Камень идти приступом. Только и там верная гибель: думаешь, из наших кто-то на стену полезет даже за всем золотом Старого Царства? Или выстоят против конных бронников в открытом бою? Побегут, все побегут. Наше разбойницкое дело такое: подождал в кустах, дождался купца, из самострела стрельнул, от страха обгадившись, и убежал, если купец не навалил кучу больше твоей. Понятно?