Слепой для президента
Шрифт:
Есть в этой жизни вещи, через которые нельзя переступать. Хотя другой бы на твоем месте придумал себе тысячу оправданий, чтобы убрать ее и больше не вспоминать о ней. Но ты-то сам должен помнить, что женщинам нельзя играть в мужские игры, и человек, – Сиверов посмотрел на фотографию Семена Георгиевича Иванова, – пожелавший иметь женщину-телохранителя, уже одним этим заслужил пулю".
Он усмехнулся, отложил фотографию в сторону и поднялся из-за стола.
«Выбор оружия за мной – так бы сказали лет двести тому назад.
Глеб зашел в небольшую комнатку, где находился тайник с оружием, и, отодвинув шкаф, поднял потайной люк.
«Пока только бинокль, – подумал он, доставая жесткий кожаный футляр с военным биноклем. – Надо еще заехать к знакомому, позаимствовать женский манекен, магазинную красотку. Если Иванов с телохранительницей, то, значит, и я имею право воспользоваться женскими чарами – на публику. И совесть будет чиста – кукла не человек».
Рассуждая таким загадочным образом, Сиверов вышел из мастерской.
Глава 8
Во всем, что касалось работы, Федор Казимирович Козловский был ужасным педантом. И в больнице все об этом прекрасно знали. И не дай Бог что-нибудь во время подготовки к операции сложится не так! Федор Казимирович сразу же начинал нервничать. Стоило ассистенту перепутать какую-нибудь мелочь, ответить невпопад, подать не тот инструмент, и больше ему уже никогда не доводилось работать в бригаде одного из лучших кардиохирургов России – доктора Федора Казимировича Козловского.
Но сегодня все сложилось на удивление гладко.
Операция, которая длилась с десяти утра до четырех, прошла идеально. Хотя проблем хватало. Но все они были, что называется, рабочими.
Уже после операции к хирургу Козловскому подходили, доброжелательно улыбались, пожимали его уставшую руку и высказывали всевозможные комплименты:
– Это было просто блестяще! Великолепно!
Козловский кивал в ответ, улыбаясь чуть рассеянно.
Он чертовски устал, почти валился с ног. Когда он уже оказался в своем кабинете и сидел в кресле, вспоминая в мельчайших подробностях проведенную операцию, вошла одна из ассистенток.
– Федор Казимирович, сегодня вы творили чудеса.
– Хватит, хватит, Катенька, какие там чудеса… Чудеса творит Господь Бог.
А я всего лишь исправляю ошибки природы.
– Но вы делаете это так, Федор Казимирович, что просто дух захватывает! И если бы не вы, то наш подопечный… – Не надо. Как, кстати, он себя чувствует?
– Все в норме.
– Ну и слава Богу! – Федор Казимирович вытер чистой салфеткой вспотевшее лицо, руки и, скомкав, бросил салфетку в мусорницу возле своего письменного стола.
– Это наша работа, и делать ее мы должны так, чтобы не было стыдно.
– Вам-то что, Федор Казимирович, уж лучше вас никто не делает.
– Оперируют и лучше .спя. Когда я ездил в Штаты, видел,
– Так это они… – ассистентка все еще улыбалась. – А вы знаете, Федор Казимирович, у меня сегодня день рождения.
– И сколько же вам, Катенька?
Екатерина Каштанова опустила белокурую голову, исподлобья взглянула на шефа:
– Неприлично даже говорить, Федор Казимирович, мне сегодня тридцать… – Ладно, Катенька, дальше не надо. Вы прекрасный ассистент, и я, – доктор Козловский вышел из-за стола, подошел к молодой симпатичной женщине, обнял за плечи, поклонился и поцеловал сначала ее правую, а затем левую руку, – желаю вам, Катя, всего самого наилучшего и целую ваши золотые руки. Знаете, мне ни с кем не работается так легко, как с вами. Когда вы рядом, я чувствую себя увереннее. И пусть всегда все те, кто окажется рядом с вами, чувствуют себя так же уверенно, как и я.
– Федор Казимирович, это я чувствую себя уверенно и на своем месте, когда оперируете вы!
Екатерина Каштанова еще только год была в бригаде доктора Козловского. Но уже успела, как и все остальные работающие с хирургом, полюбить его за невероятный талант, удачливость и даже научилась прощать хирургу его временами злые выкрики, бурчание и вспышки гнева.
То, что Федор Казимирович Козловский был хирургом Божьей милостью, в ЦКБ знали все. И если стоял вопрос о том, кому делать сложнейшую операцию, то выбор неизменно падал на Федора Козловского. Ведь это он в начале года рискнул и вышел победителем, сделав операцию заместителю министра иностранных дел и еще двум очень важным людям. Настолько важным, что если бы они согласились оперироваться за границей, то вряд ли бы их туда выпустили.
– Федор Казимирович, – Каштанова чуть смущенно улыбнулась, – я накрыла стол, так что, может, вы почтите нас своим присутствием?
– Я бы с удовольствием, Катенька, но, увы, должен быть дома. Вы же понимаете, что там сейчас творится?
Всего лишь три дня назад мы похоронили тестя и тещу, так что жена чувствует себя неважно, и я должен быть рядом с ней. Если бы не операция, я и сегодня остался бы с нею. Поймите правильно.
– Знаю, Федор Казимирович. Такое несчастье!
– Да уж, и не говорите.
– Нашли тех, кто это сделал?
– Нет, не нашли, хотя занимаются лучшие сыщики.
– Тогда найдут. Хотя горю этим не поможешь. Жаль вашу жену, жаль детей.
Они же, наверное, очень любили дедушку с бабушкой?
– Да, любили. Правда, в последнее время виделись довольно редко. У детей, как вы понимаете, своих дел по горло. Учеба занимает все свободное время.
– Ой, да, знаю. У моей дочери тоже.
– Вообще-то, Катенька, я загляну к вам минут на пять-шесть, только переоденусь. А от вас сразу домой.