Слепой для президента
Шрифт:
– Художник вы, Глеб Петрович, конечно, ни к черту. Но рисунок этот, действительно, денег стоит немалых. Я знаю, с кем вы столкнулись. И самое главное, вы не ошиблись, он действительно полковник.
Глеб хлопнул в ладоши:
– Значит, генерал, я еще кое-что умею в этой жизни!
Не только хорошо стреляю. Я по лицу любого мужчины в штатском могу определить, в каком он звании.
– Этого определили точно! – отчеканил генерал-лейтенант Потапчук.
– И даже глядя на ваше зимнее пальто и на смешную шапку с опущенными ушами, я
– Талант – он и есть талант. А вы не пробовали подрабатывать в сатирических журналах? Ваш портрет на карикатуру смахивает.
– В журналах меньше платят.
Потапчук не стал называть фамилию того, кого Глеб старательно нарисовал.
Он вырвал лист из блокнота и попросил у Сиверова зажигалку. Тот протянул, генерал щелкнул крышечкой и провернул колесико, и через полминуты лист бумаги с изображением узколицего мужчины превратился в серый пепел, рассыпавшись на миллионы пылинок.
– Спасибо, Глеб Петрович, за работу и за информацию. Из города никуда не исчезайте, я вас сам найду.
А если что, то сбросьте мне на пейджер свои пожелания и вопросы. Думаю, в скором времени я смогу ответить на все ваши вопросы. Особенно вот об этой вещичке, если, конечно, посчитаю, что послание господина Иванова господину полковнику вас касается.
Генерал Потапчук вторично не назвал фамилию полковника, служащего в охране президента, и Сиверов отметил это. Он взглянул на часы. Из недр потертого портфеля появился конверт и, скользнув по столу, уткнулся в колени Сиверова.
– Все, что могу, – сказал генерал Потапчук.
– Я вас не разоряю? – ухмыльнулся Глеб.
– Вы дорого стоите. Я бы с удовольствием платил вам больше, но… – Я на вас, генерал, не в обиде. Мне хватает. Я человек неприхотливый и если что люблю, так это хороший кофе и хорошую музыку.
– Кстати, о музыке. Мне нравится делать всякие маленькие презенты. Думаю, у вас такого опуса нет, – на стол лег компакт-диск в пластиковом футляре. – Это интересная аранжировка, послушайте, может, вам понравится.
– Надеюсь, не эстрадная попса?
– Что вы, Глеб Петрович! Это ваш любимый Вагнер. Буквально три недели назад берлинский симфонический оркестр записал, а мне диск привез один мой немецкий коллега, с которым я уже лет двадцать поддерживаю добрые отношения.
– Он сохранился как действующий служака со времен «Штази»?
– А почему бы и нет? Вы тоже не в Белой гвардии служили, а в Советской армии.
Глеб провел пальцами по гладкой поверхности пластикового футляра.
– За это, генерал, вам спасибо.
Генерал Потапчук покинул квартиру первым, а Глеб вышел из нее минут через двадцать, соблюдая все правила конспирации. На перекрестке Сиверов поймал такси и несколько мгновений сидел, глядя на то, как движутся по стеклу дворники, смахивая крупные капли дождя.
– Куда едем?
– В сторону ВДНХ. Я очень хочу есть.
– И я хочу, – сказал таксист, – с самого утра кручу баранку и ни
– Поехали, – поторопил Глеб, попутно размышляя, окажется ли сейчас дома Ирина и как она его встретит.
Они не виделись уже целую неделю, а за это время Глеб даже не имел возможности сказать ей хотя бы пару слов по телефону. – Скорее, скорее, – торопил он шофера и без того гнавшего машину.
– Наверное, вы очень проголодались, – предположил водитель.
– Голод не тетка… У таксиста появилась мысль, что у пассажира, возможно, язва и ему надо как можно скорее попасть за стол, где он сможет что-нибудь съесть, чтобы унялась боль. Но на лице Глеба Сиверова сияла улыбка, и водитель такси понял, что ошибается: рядом с ним сидит абсолютно здоровый человек, даже с румянцем на щеках, уставший, но вполне довольный жизнью.
Глава 16
Глеб Сиверов без приключений добрался на такси до ВДНХ, где покинул машину, расплатившись с водителем и, оказавшись на улице среди снующих пешеходов под зонтиками и без оных, спешащих и медленно бредущих, внимательно огляделся по сторонам.
– Ну что ж, все в порядке, – сказал он самому себе, не увидев ничего подозрительного, – и пусть подольше будет так, как есть.
Глеб решил пройтись пешком, ведь во время прогулок очень хорошо думается.
Тем более что стояла осень.
А как известно, эту пору агент по кличке Слепой очень любил. Ему доставило огромное удовольствие немного поторговаться с молодыми привлекательными девушками-цветочницами. Он купил букет пионов, щелкнул кнопкой зонтика и двинулся по улице, старательно обходя лужи. Цветы, которые Глеб держал в руке, издавали приятный терпкий аромат. Осенние цветы пахнут не так, как летние. Запах осенних всегда сдержанный, но от этого еще более волнующий.
Глеб приостановился под желтой липой, любуясь золотистыми сердечками опавших листьев на черном мокром асфальте.
«Неужели к старости я становлюсь сентиментальным? – подумал Сиверов. – Нет, не может быть, я таким был всегда. И вообще, мне стоило бы сменить профессию и не заниматься отстрелом вышедших из ума полковников, авторитетов воровского мира и прочей дряни. Бросить свою такую полезную и нужную для общества деятельность, заняться музыкой».
В кармане его пальто лежал компакт-диск. И этот маленький подарок пожилого генерала почему-то растрогал Глеба.
"Вот было бы хорошо, если бы Ирина оказалась сейчас дома! Я бы подарил ей цветы, мы включили бы музыку, выпили хорошего красного вина. Она сидела бы напротив меня за круглым столом, и я любовался бы ее лицом, ее глазами, глядя на них сквозь стебли цветов.
И мы поняли бы наконец, что такое спокойное счастье".
Но чутье подсказывало Сиверову, что Ирины сейчас дома нет. И он не ошибся. Свернув во двор, Глеб увидел, что машины Ирины нет.
«Вредно мечтать, полезнее надеяться на худшее».