Слепой Орфей
Шрифт:
Фрупов и Ласковин приехали на Гороховую на час раньше. Стежень своим звонком опередил Ласковина всего на четверть часа. К приезду Стежня они уже привели себя в порядок, подыскали Марине подходящую одежду (из запасов игоевских сотрудниц) и с чувством исполненного долга расположились в нижнем холле.
Услышав звонок, Фрупов и Ласковин привычно насторожились, но Игоев благодушно кивнул Марине:
– Открой, детка, это к тебе.
– Как хорошо, Глеб,
Рубашка его тут же намокла от слез.
– Да, Мариш, все, все уже кончилось.– Стежень прижал ее к себе, погладил нежно.
Игоев добродушно улыбался. Ласковин переглянулся в Фруповым, кашлянул.
– Полагаю, мы вам не нужны? – проговорил он не без иронии.
Стежень глянул на него поверх светловолосой головы подруги. Он подумал, что надо бы разжать объятья, но он физически не мог это сделать.
Марина затихла, прижалась к нему крепко-крепко.
– Да, конечно, Андрей, огромное спасибо, я перед вами в долгу.
– Никаких долгов,– сухо ответил Ласковин, тоном подчеркивая: они – по разные стороны поля.
– Верно,– поддержал Фрупов.– Никаких долгов. Это было наше общее дело.
– Но прикончил тварь все-таки Андрей! – уточнил Стежень.
– Нет!
Мужчины, как один, повернулись на голос. Даже Марина оторвала лицо от рубашки Стежня, посмотрела…
У входа (дверь так никто и не прикрыл) стояла Елена Генриховна Энгельгардт.
– Вижу, у вас маленький праздник! – язвительно проговорила она.– Поздравляю!
Игнорируя откровенно недружелюбный взгляд Ласковина, озабоченный – Игоева и заинтересованный – Фрупова, Елена смотрела только на Стежня.
– Я удивлена, Глеб,– холодно произнесла она.– Твое маленькое увлечение явно отбило у тебя чутье.
– Здравствуй, Аленушка! – прогудел Игоев.– Мы все рады тебя увидеть, но, пожалуйста, объясни, в чем дело.
– Объясню.– Елена Генриховна не отводила глаз от Стежня.– Но лучше, чтобы Глебушка сообразил сам. А для этого ему придется отпустить эту славную женщину и пошевелить своей интуицией!
Стежень нахмурился и еще крепче прижал к себе Марину.
– Прекрати! – резко бросил он.
– Нет, Глебушка, это ты прекрати! – с холодной яростью возразила Елена.– Давай, работай… колдун!
Глаза Стежня гневно сверкнули. Глеб молча отодвинул от себя испуганную Марину (чтоб не оказалась на линии удара), скрестил на груди руки.
– Ну, попробуй! – процедил он.
– Дурак! – ледяным голосом произнесла Елена.– Побереги силу. Пригодится.
Только тут до Стежня дошло.
– Он… жив?..
Женщина стояла у обочины, на углу Суворовского и Старо-Невского, с поднятой рукой. Стояла недолго, несмотря на поздний час. Буквально через пару
– Подвезти? – игривым голосом поинтересовался водитель.– Куда?
– Домой, если можно.
– И где твой дом, красавица? – Водитель без стеснения разглядывал женщину.
На профи не похожа. Ни прикидом, ни манерами, но вполне привлекательная.
– Так куда тебя везти? – спросил водитель.
– Домой,– повторила женщина.– К вам домой, если можно.
Водитель оглядел ее еще раз, нашел весьма пикантной.
– Отчего ж нельзя,– проговорил он.– Садись.
И распахнул дверцу.
«Опель» покатил по Невскому.
– Ночевать не оставлю,– предупредил водитель.– Не люблю.
– Хорошо.
– Новенькая? – поинтересовался мужчина.– Не боишься, что побьют?
– Нет.
– А что кину тебя, не боишься?
– Нет.
Справа мелькнули расцвеченные врата «Паласа».
– Хочешь туда? – спросил водитель.
– Нет.
– Это хорошо.– Мужчина рассмеялся.– Все равно не повел бы. Меня Толик зовут, а тебя, киска?
– А какая разница?
– Верно, киска, никакой.– Свернул на Малую Садовую, проехал метров пятьдесят и затормозил.
– Минетик на скорую губку,– сказал он.– Нет возражений?
– Нет,– ответила женщина и ударила его кулаком в висок.
В кулаке что-то хрустнуло, в виске – тоже, и мужчина ткнулся лицом в баранку.
Женщина перегнулась через него, открыла дверцу, выпихнула хозяина «вектры» на мостовую и перебралась на его место.
«Опель» рванул с места, свернул на Итальянскую, оттуда – на Садовую и дальше, мимо Михайловского, вдоль Марсова – к Троицкому мосту.
Когда «опель» выскочил на прямую стрелу Каменноостровского проспекта, над городом забрезжило утро.
Иван ступил на подвернутую ногу и зашипел от боли. Надо же, пока бежал, вообще ни хрена не чувствовал. Это удивительно. А что ногу потянул – как раз неудивительно. Третий этаж все-таки. Но сиганул он мощно. Чудом, считай, без яиц не остался. И не только без яиц. Хорошо, кровать у окна. Хорошо, поленился после лета сетку противокомариную снять. Через стекло так не прыгнешь. Это только в кино голяком через витрины ныряют.
Ногу раздуло – не ступить. Иван плюхнулся на скамейку. Подышал медленно, чтоб согреться. Не июль месяц, чай, холодно голышом.
На скамейке его и заментовали. По-хорошему, впрочем, поскольку трезвый и не под кайфом. Сказал – ограбили. Поверили. Дело обычное. Менты попались неплохие, а дежурный – тот вообще философ. Натуральный. Аспирант. Бывший. А теперь старший лейтенант. Вот такая жизнь.
– Сегодня ночь голых,– сказал бывший философ.– Полчаса назад бабу доставили, а теперь вот тебя.