Слепой Пегас или БОМЖ с пистолетом

Круковер Владимир Исаевич

Наступила веселая жизнь. Я по-прежнему жил в камере, но теперь она не закрывалась, в нее внесли кожаный топчан и пару тулупов, заменивших мне матрас и одеяло. Когда нужно было в город, я надевал повязку патрули и бродил, где хотел. Краскопульт, прочую атрибутику я достал легко, я всегда умел достать, а тот, второй парень, оказался действительно специалистом по ремонту, так что он и командовал под моим руководством.

Сокамерникам обижаться не приходилось. Когда начальства не было, все камеры раскрывались настежь, появлялось запрещенное курево, порой, если заводились деньги, - пиво, а то и что-либо покрепче. Перебейнос носился по

своим делам, устраивался, знакомился. На губу забегал ненадолго, полностью свалив ее на меня. Доходило до того, что я сам принимал наказанных и определял их в камеры. Доходили слухи, что подполковник тщетно пытается меня с губы вернуть в полк, Но майор эти попытки обрубил с лег костью, и сейчас рассматривается вопрос о переводе меня в гарнизонную службу.

Как-то стоял в туалете, брился. Окликнули. Оборачиваюсь - стоит предо мной генерал. Я даже глаза протер, нет, точно, генерал! Чихнул, а их уже двое. Вроде не пил...

Это потом уже выяснилось, что старый и новый начальники гарнизона явились в вотчину Перебейноса. Во дворе их встретили вельможно развалившиеся на траве арестанты, пускающие по кругу бутылку вермута, с сигаретами в мокрых губах. Когда же они, в поисках старшего, зашли в помещение, то кроме безмолвия распахнутых камер их взглядам предстал некто в тельняшке, бреющийся (что на губе, как и курево, запрещено) в туалете.

– Кто вы такой?
– спросил первый генерал.

– Я - спросил его я.

– Вы, вы!
– сказал второй генерал.
– Кто вы такой?

– Я старшина. Вернее, арестованный. Отбывал наказание, а стал старшиной. Вот, ремонтом занимаюсь. И я протянул им зачем-то станок, будто именно с помощью этого бритвенного прибора я и занимался ремонтом.

– Ну, ну...
– сказал первый генерал.

– Да!
– сказал второй.

Они повернулись и вышли, не добавив ни слова. На встречу им уже бежал Перебейнос, оповещенный кем-то по телефону.

...Когда я вернулся в полк, на проходной меня уже ждал комроты.

– Ну, пойдем, - сказал он кровожадно, - подполковник требует.

Подполковник выглядел довольным.

– Поблагодарить тебя хочу, - неожиданно сообщил он мне.
– Здорово ты этого майора умыл, будет знать, как со мной связываться.

Я взглянул на расстроенное лицо капитана.

– Что молчишь-то?
– продолжал подполковник.

Служить-то как собираешься?

– Как прикажете, - молодцевато гаркнул я.

– Как прикажу. Знаю я вас, интеллигентов. Специальность освоил?

– Он еще не занимался в группе, - вмешался капитан, - он же другим занимался.

– Со специальностью радиста знаком, - сказал я.
– Имею второй класс и права водителя профессионала. Изучал в ДОСААФ.

– Вот!
– сказал комполка, укоризненно посмотрев на капитана.
– Знает специальность, что ж его в полку мариновать? Отправим его на точку, в роту Буйнова, там специалистов нехватка, дежурить на КП некому. А пока дней на семь загони его в посудомойку.

Подполковник был ветераном, - это чувствовалось. Правда он не учел, что небольшая доза гипосульфита, обыкновенного фотографического закрепителя, вызывает понос, а в армии боятся даже намека на дизентерию. Я благополучно отлежался - в санчасти, пока были про ведены все анализы, а потом отбыл в роту Буйнова, базирующуюся в безлюдье уссурийской тайги, так и не повстречавшись с кухонным старшиной. Не надо думать, будто в армии я только хулиганил. Три года тогда

служили, призванному летом, пришлось тянуть лямку три года с половиной. Я считался лучшим специалистом части, освоил пять смежных специальностей, имел семь внедренных рацпредложений, первый разряд по стрельбе и самбо, получил медаль за спасение населения во время наводнения в районе Владивостока, а на время учений меня забирали прямо с “губы”, если я там в это время сидел. На командном пункте я самолично смонтированным радиоключом двух сторонней передачи выдавал данные локаторной про водки самолетов противника, минуя длинную цепочку планшетиста, считывающего, записывающего, - прямо с локатора.

А ввязывался я в эти анекдотические истории скорей всего потому, что не понимал, зачем специалиста, работавшего в двухсменку через шесть часов на шесть, занимающегося охраной воздушных границ, то и дело отрывают на какую-то нелепую строевую или политучебу, на работу по обслуживанию офицеров.Одному лейтенанту я сложил печь без дымохода.

Когда эту печь попытались разобрать, ничего не вышло:

вместо глины я использовал первосортный цемент. Печка получилась монолитная, нерушимая. Еще в “учебке”, когда старшина послал меня выкапывать столбы, я проявил смекалку - спилил их. Старшина долго сокрушался: столбы стали короче и не подходили для электролинии. В наказание он приказал выкорчевать старый пень около туалета.

Пень, был гигантский, с толстенными корнями, уходящими, казалось, в самый центр Земли. Я орудовал над ним и топором, и ломом, и лопатой. Он был несокрушим, наподобие упомянутой печки. Тогда я облил его соляркой и поджег. Был уже вечер, пень горел активно, сбежались солдаты, офицеры...

По всему Дальневосточному округу ходили про меня разные истории, обрастая выдумками. Большинство начальников перестали ко мне привязываться. Особенно после того, как я стал внештатным корреспондентом “Суворовского натиска”, дебютировав там с критической заметкой о плохой доставке солдатских писем в роту. К тому времени я поставил рекорд округа по пребыванию на гауптвахте - 120 суток, который отметил тем, что посадил на губу сверхсрочника.Скорей всего, я кончил бы службу в штрафном батальоне, но тут у меня возникли отношения с особым отделом...

Глава 4

Сегодня

Серый рассвет никак не мог пробиться на Столярный переулок. Баня краснела в неоновых просветах фонарей, иномарки отдыхали у тротуаров, как совершенные хищники. Еще недавно я не имел сигаретки, а ночевка в подъезде представлялась мне идеалом.

Мы остановились напротив педучилище, в стороне от бани. Там, где и стоял в прошлый раз несчастный киллер, которому я по нелепой случайности засадил пулю в легкие.

Тело второй моей жертвы уже убрали. Несомненно, он был не единственным наблюдателем. Кто же будет наблюдать за мной? Ни этот ли, буденновец?!

Мы заглушили мотор. Вихлявый беспрерывно болтал, но я не прислушивался. Я старательно прикладывался к бутылке, пытаясь думать. Безмятежное пребывание бомжом основательно отучило меня от этой процедуры.

Двери бани то и дело открывались, выкладывая на тусклый асфальт сияющие полотнища света. Владельцы лакированных зверей иностранного производства завершали ночь утех.

— Его машина вон там. Джип “форд”. Скоро он должен выйти. Он обычно в это время уходит. И несколько часов отсыпается. Адрес записать или так запомните?