Слепой стреляет без промаха

Воронин Андрей Николаевич

– Нет, к любви я отношусь прагматично. И если отдаюсь мужчине, то не пытаюсь представить дело так, будто бы только он один получает удовольствие.

Глеб хотел услышать от Лады другие слова и понимал, что эти слова готовы сорваться у нее с губ, она только прячется за грубостью, представляя себя цинично-раскрепощенной.

– А ты хотела бы изменить свою жизнь?

– Это невозможно, – усмехнулась Лада. – Слишком я люблю деньги и спокойную жизнь.

– Спокойной твою жизнь назвать трудно.

– Это

только сейчас. Надеюсь, мне все-таки удастся вырвать у Валентина свои деньги, и тогда я пошлю его к черту.

Лада зябко повела плечами, и это не могло укрыться от Глеба. Все происходило не совсем так, как ему мечталось. Слишком уж буднично и откровенно.

Он поднялся, подошел к женщине и обнял ее за плечи сзади. Та запрокинула голову и приоткрыла губы. Глеб наклонился, поцеловал ее, почти не испытав при этом возбуждения.

– Я тебе не нравлюсь? – спросила Лада.

– Ты мне не нравишься такой.

– Какой именно? – Лада прикрыла глаза. – Я умею быть разной, ты только подскажи.

– Все нужно делать так, словно это происходит впервые, – Глеб прикрыл глаза и его руки скользнули в разрез ее рубашки.

– Тогда это называется обманом, – Лада перехватила его руки и прижала к своей груди. – Можно притворяться сколько угодно, но новизна чувств никогда не возвращается.

– А ты задумайся, – посоветовал Глеб, – вспомни, как это было в первый раз.

– Ты начинаешь меня испытывать, – шепотом отвечала женщина, – но только запомни, если я вернусь в памяти в прошлое, то меня не будет здесь, с тобой.

– А я вернусь в свое, и мы затем вновь встретимся здесь, на берегу.

Он опустился на одно колено, положил голову женщины себе на руки и принялся слегка раскачивать ее, словно бы хотел убаюкать.

– Мне так хорошо, что не хочется ничего большего, – говорила Лада, а руки ее тем временем обвили Глеба за шею, и они вновь поцеловались.

Уже лежа на гальке пляжа, и Глеб, и Лада вслушивались в шорох камней, и каждый из них вспоминал шелест газетной бумаги на полу кладовки, подготовленной к ремонту.

– Лада… – шептал Глеб, ловя губами мочку ее уха. Женщина уворачивалась, но только сильнее прижимала к себе мужчину.

– Лада… – повторял Глеб.

А та молчала, не называя его по имени. Затем Лада присела на корточки, сбросила через голову рубашку. Куртка Глеба полетела на гальку, сверху он бросил майку. Мужчина и женщина стояли: Глеб – опустив руки, Лада – скрестив их на груди.

– Ты боишься, что я увижу тебя? – Сиверов взял ее за запястья и отвел руки от груди.

Лада молча расстегнула ремень джинсов. Скользнул вниз ползунок застежки.

Она освободилась от одежды, и уже не стесняясь своей наготы, посмотрела на Глеба. Тот, не сводя с нее взгляда, тоже принялся раздеваться.

Но лишь только Глеб сделал к женщине один шаг, та развернулась и побежала к морю. Он догнал ее уже в воде, когда она успела отплыть от берега и, перевернувшись на спину, смотрела в звездное небо. Каждый взмах ее руки сопровождали яркие искорки, расходившиеся лучиками в морской воде. Глеб обнял Ладу и поцеловал. Они медленно погружались в воду, а затем, коснувшись ногами дна, оттолкнулись от него и вынырнули. Лада жадно вобрала в себя воздух, тряхнула мокрой головой.

– Впервые я не боюсь, купаясь ночью в море… наступить на утопленника, – рассмеялась она.

Вместе они подплыли к берегу. А когда стало совсем мелко, вновь обнялись.

Волны то накатывались на них, то уходили, оставляя любовников на мокрой шуршащей гальке.

– Мы не утонем? – смеялась Лада, когда очередная волна пыталась утащить их вслед за собой в море.

Наслаждение они испытали одновременно. Глеб с глухим стоном лег на мокрую гальку. Лада лежала рядом. Она молчала, лишь морщась покусывала губы. И тут Глеб среди шума волн расслышал осторожные шаги.

Он тут же напрягся и, перевернувшись на живот, посмотрел на берег. Всего в пяти шагах от них стоял телохранитель Валентина – тот самый, которому он запустил в лоб пистолетом. Теперь на этом месте красовался ярко-белый крест из лейкопластыря. В руках он сжимал два пистолета. Глеб тут же узнал свой. Один ствол был нацелен на него, второй – на Ладу. На лице Алика блуждала ехидная улыбка.

Лишь только Глеб попробовал приподняться, как телохранитель тут же скомандовал:

– Лежать!

Лада вскрикнула.

– Так, – процедил сквозь зубы Алик. – Хозяин, думаю, очень обрадуется, когда я приведу вас к нему в таком виде, – он расхохотался.

Глеб, не раскрывая рта, сквозь зубы прошептал:

– Лежи и не двигайся. А когда он подойдет ближе…

– Не надо, – чуть слышно отвечала Лада, – я сейчас все улажу. Алик, – устало произнесла она, поднимаясь с гальки.

– Лежать! – закричал тот. Лада лишь махнула рукой.

– Я знаю, выстрелить ты в меня не посмеешь, пока тебе не прикажет Валентин. Быстро подал мне одежду!

Алик колебался, а затем, нагнувшись, все-таки бросил Ладе рубашку. Та быстро оделась. Длинные полы доходили до середины бедра. Женщина склонила голову набок и отжала волосы.

– Ты никому ничего не расскажешь, Алик, понял? Телохранитель стоял, часто моргая.

Глеб уже готов был наброситься на него, но между ними стояла Лада, а рисковать жизнью женщины ему не хотелось. Ствол пистолета все так же упрямо целился Глебу в голову.

– Я заплачу тебе, Алик, заплачу за молчание, – властно произнесла Лада.