Слепой стреляет без промаха
Шрифт:
Лысый резко поднялся и скомандовал:
– Пошли!
– Да мы еще кон не доиграли, – возмутился Дружок, – а карта такая, что того и гляди – банк мой будет.
Ни слова не говоря, Лысый сгреб деньги и засунул их себе в карман, а карты, лежавшие на картонке, ссыпал на землю.
– Я сказал, пошли!
Спорить никто не стал. Все двинулись за предводителем. Когда они уже стояли на платформе, Пепс дернул Лысого за рукав.
– Эй, ты бы хоть деньги поделил, все-таки не твои. Лысый подарил ему такую улыбку, что тот сразу заткнулся.
– Вот когда получишь свою долю, это и будут твои деньги. А пока пусть полежат в моем банке, – и он похлопал себя по карману.
При этом сумка на его плече качнулась, и из ее глубин послышалось металлическое позвякивание. Лысый улыбнулся, теперь уже сам себе, мечтательно посмотрев в ту теряющуюся в темноте точку, где сходились рельсы железной дороги.
– Слышите? – пробормотал он. – Поезд идет.
И хоть звука еще не было слышно, но уже ногами ощущалось, как подрагивает и гудит земля под тяжестью приближающегося поезда.
На платформу вышел заспанный железнодорожник в наброшенном на плечи форменном пиджаке и в надетой набекрень фуражке. Он с подозрением покосился на четверых мужчин. Обычно на их станции никто не садился в поезд Москва-Адлер.
Вдалеке, на самом повороте, рельсы внезапно вспыхнули пронзительно-белым светом, и по ним зазмеился двумя рядами похожий на молнию отблеск, отчетливо зазвучал перестук колес. Сноп света ударил в стоявших на платформе.
Лысый чуть прижмурил глаза. Железнодорожник вскинул руку с раскрашенным масляной краской жестяным кружочком. Поезд начал сбавлять ход.
– И чтоб теперь без всяких глупостей! – зло прошептал Лысый.
Поплыла лента темных окон вагонов. Лишь только в тамбурах горели неяркие лампочки, забранные в матовые плафоны. Раздалось шипение, поезд замер.
– За мной! – скомандовал Лысый, и вся компания бегом бросилась к шестому вагону.
Мужчины не стали дожидаться, пока проводник освободит подножку. Лысый сам вскочил в тамбур и поднял толстый металлический лист, закрывавший ступени.
Проводник даже и ахнуть не успел, как все четверо уже оказались в вагоне.
– Ваши билеты!
– Сейчас, будут тебе и билеты, – улыбнулся Лысый, подавая проводнику сложенные веером, словно карты, четыре картонных карточки.
Проводник один за другим поднес их почти к самой лампочке, тускло мерцавшей под потолком, проверяя, прокомпостирована ли дата. Он за свои долгие годы поездок прекрасно научился разбираться в людях, и эта компания не внушала ему доверия. Он почти наверняка мог сказать, что если проверить у них документы, как минимум у двоих вместо паспортов окажутся справки об освобождении. И он с тоской подумал о том, что скорее всего теперь до самого утра новые пассажиры будут донимать его просьбой отыскать пару бутылочек водки.
Короче говоря, конец ночи виделся ему только в мрачных тонах.
«А потом они затянут матерную песню, – подумал проводник, – и мне придется выслушивать жалобы пассажиров». Но делать было нечего. Билеты оказались в порядке. Поезд уже трогался. Проводник почувствовал себя неуютно, стоя в окружении мрачных, явно враждебно к нему настроенных людей.
И туг Лысый неожиданно ласково, но одновременно с угрозой произнес:
– Дай четыре комплекта белья и не беспокой по пустякам. Без чая и водки мы обойдемся.
Это уже явилось полной неожиданностью для проводника. А когда Лысый протянул ему деньги, то железнодорожник вконец растерялся.
– Я что… я ничего, – запричитал он, вытаскивая из полотняного мешка комплекты белья.
– И чтобы не беспокоил, – еще раз напомнил ему Лысый, высунув голову из купе.
Тут же дверь задвинулась, щелкнул замок. Проводник вздохнул с облегчением.
«А может, и не будут петь?» – подумалось ему.
Глеб Сиверов не проснулся ни тогда, когда поезд останавливался, ни тогда, когда вновь тронулся в путь. Лишь Наталья, на лицо которой упал яркий свет от фонаря, приподнялась и посмотрела в окно. Но она успела увидеть лишь отдаляющееся здание станции и одиноко стоящего на платформе железнодорожника. В коридоре слышались приглушенные голоса. А затем все смолкло.
Девушка посмотрела на спящего Глеба.
«И какого только черта я ему все рассказывала! Ведь это ложь от первого до последнего слова», – подумала она, вновь опускаясь на подушку.
А в купе, занятом четверыми мужчинами со странными кличками, тем временем шли приготовления. Первым делом Лысый опустил шторку на окне. Затем поставил на сиденье сумку и расстегнул ее. Он положил себе на колени короткий автомат, а затем достал из сумки с десяток картонных коробок с патронами. Каждую он раздавливал в пальцах, и тускло поблескивающие цилиндрики раскатились по столу.
– Снаряжайте, – негромко произнес он.
В глазах мужчин появились блеск и оживление. Негромко щелкая, патроны вставали в обоймы. Наконец, ритуал был закончен.
– Кто создал человека? – спросил Лысый, обращаясь к Штыку.
Тот пожал плечами.
– Тупица, не знаешь, – окрысился Лысый. – А ты, Пепс, можешь мне сказать?
– Бог, – неуверенно проговорил тот, наморщив изрытый оспой лоб.
– Правильно, людей создал Бог. А равными их сделал тот, кто изобрел вот это, – и Лысый похлопал рукой по вороненому стволу своего автомата. – А теперь – отбой! – скомандовал он, пряча оружие под подушку.
Лысый вышел в коридор и, на ходу закуривая, направился к туалету. Он помочился, даже не закрывая дверь. Пепс и Штык ждали своей очереди. Лысый вышел, присел на крышку ящика для мусора и вновь сделал странное движение, словно бы приглаживал волосы на своей лысой голове.
Пепс, немного стесняясь его назойливого взгляда, попытался прикрыть дверь.
– Эй, ты чего, – рассмеялся Лысый, – боишься свое хозяйство показать? Или, может, считаешь, я голубой?
Штык ждал своей очереди.