Слепой. Исполнение приговора
Шрифт:
– Засада! – первым сообразив, в чем кроется причина наблюдаемого странного явления, выкрикнул рыжеватый и, передернув затвор, направил автомат на лодочника. – Ах ты, сучий нос!..
«Сталкер» не успел ничего сказать в свое оправдание: еще одна пуля, ударив в висок, мгновенно сняла с него все подозрения. Он молча упал на сырой истоптанный песок, накрыв своим телом подвернутые ноги усатого в растоптанных, порыжелых армейских ботинках.
Звука выстрела, как и прежде, никто не услышал. Брюнет с атлетической фигурой взревел быком, вскинул автомат и наугад полоснул длинной очередью по кустам. От грохота заложило уши, во все стороны брызнули сбитые ветки и листья, пули защелкали по стволам, прокладывая себе путь в никуда сквозь непролазные заросли, в тени которых шелестел камыш и плескалась темная речная вода. В кустах на противоположной стороне пляжа, у него за спиной, никем не замеченный, взлетел
Бывший боксер с волосами, из-за цвета которых разные люди в разное время норовили наградить его неблагозвучной кличкой «Ржавый», не стал играть с судьбой в орлянку, паля в белый свет, как в копеечку. Чтобы ни говорили о нем за несколько минут до смерти его компаньоны, он был самым сообразительным из них. Именно поэтому он очутился около водительской дверцы «уазика» едва ли не раньше, чем пляжный атлет испустил дух – кстати, именно на пляже, хотя и мало напоминающем те, на которых покойный брюнет красовался перед девушками при жизни.
Ключ торчал в замке зажигания. Не успевший остыть двигатель завелся сразу, словно только того и ждал. Рыжеватый выжал сцепление и подвигал разболтанным рычагом, нащупывая первую передачу. Найти ее бывало нелегко даже в более спокойной обстановке; продолжая давить на сцепление и слепо тыкать рычагом, возвращая его в нейтральное положение всякий раз, когда шестерни коробки передач издавали протестующий скрежет, он поставил ногу на педаль тормоза и отпустил затянутый до упора ручник.
В это время кусты у самой воды раздвинулись, и на пляж вышел человек, которого раньше здесь не было. Он был выше среднего роста, темно-русый и щеголял в обычном для здешних мест наряде – камуфляжном костюме и армейском кепи без кокарды. Из-под козырька кепи поблескивали солнцезащитные очки-«хамелеоны», стекла которых сейчас, при солнечном свете, были дымчато-темными, лицо покрывал пятнистый грим, состоявший из чередующихся косых зеленых и коричневых полос, а опущенная рука в тонкой кожаной перчатке сжимала пистолет с длинным глушителем. Никуда не торопясь, незнакомец спокойно занял огневую позицию напротив заднего борта машины. Борт по-прежнему был открыт нараспашку, край брезентового полога лежал на крыше, в результате чего кузов «уазика» просматривался насквозь. Рука в перчатке, удлиненная увесистым вороненым набалдашником глушителя, поднялась на уровень глаз, указательный палец плавно нажал на спусковой крючок. Раздался почти неслышный за шумом ветра и бормотанием работающего на холостых оборотах мотоpa свистящий хлопок, пистолет злобно дернулся, отбросив руку стрелка назад и задрав кверху ствол. Стреляная гильза, дымясь, беззвучно упала в песок, и видневшаяся над спинкой водительского сиденья коротко остриженная рыжеватая голова клюнула носом, ударившись лбом о пластмассовый обод рулевого колеса. На ветровом стекле мгновенно возник подвижный, оплывающий узор кровавых потеков и клякс; красные тормозные огни погасли, когда нога мертвого водителя перестала давить на педаль, машина тронулась с места и покатилась под откос, к реке.
Левое заднее колесо подпрыгнуло, наехав на ногу мертвого брюнета, правое глубоко вдавило в песок брошенный рыжеватым боксером автомат. Стрелку пришлось посторониться, чтобы набирающая скорость машина его не сбила. Послышался гулкий удар, когда пыльный стальной бампер ударился о дюралевый нос моторки. Лодка сползла с берега, закачавшись на воде крошечной, окруженной тростниковыми зарослями бухточки, а машина остановилась у самой кромки воды, почти сразу по ступицы задних колес погрузившись в рыхлый, пропитанный влагой песок. Двигатель продолжал работать, стеля над мелкой волной сизый, знакомо пахнущий бензином дымок из выхлопной трубы.
Перешагивая через разбросанные по берегу тела и оружие, на ходу убирая в наплечную кобуру пистолет, стрелок спустился к реке и, по щиколотки войдя в воду, забрался в лодку. Мотор два раза чихнул и взревел, лодка развернулась, описав дугу, задрала нос и, волоча за собой пенные усы, двинулась вверх по течению. Когда она вышла на середину реки, стрелок один за другим с натугой поднял и, перевалив через борт, выбросил в воду тяжелые ящики.
Оглашая низкие берега ровным гулом мотора, спугивая гнездящихся в зарослях тростника птиц, которые то и дело целыми стаями поднимались оттуда и начинали с сердитыми криками кружить над водой, быстроходный катер двигался вниз по течению Припяти. Пластиковый корпус легкого суденышка был покрыт аэрографией, рисунок которой довольно удачно имитировал освещенную солнцем мелкую речную волну. Такой «водоплавающий» камуфляж, когда-то имевший сугубо утилитарный, практический смысл, с некоторых пор превратился в обычное украшение: на борту конфискованного у контрабандистов катера гордо красовалась эмблема речного патруля. Нашивки с такой же эмблемой виднелись на рукавах камуфляжных курток двоих мужчин, что с удобством расположились на мягких дерматиновых сиденьях. Здесь, на вверенной их попечению территории, они были полновластными хозяевами; здесь им некого было бояться и не от кого прятаться – напротив, все живое на этих зараженных радионуклидами землях, за исключением разве что волков да расплодившихся в неимоверных количествах диких кабанов, обходило их десятой дорогой. Здешние места стремительно дичали, природа отвоевывала у человека то, что он когда-то у нее отнял и чем не сумел правильно, по-хозяйски распорядиться, и тут, на безлюдье, имея в руках оружие, а за плечами – непререкаемый авторитет закона, действительно, легко было почувствовать себя настоящим хозяином округи.
Над рекой, почти касаясь воды острыми серповидными крылышками, стремительно проносились стрижи. Мошкара, за которой они охотились, с едва различимым за треском двигателя стуком разбивалась вдребезги о плоское ветровое стекло катера. Ветер крепчал, на середине реки волны уже украсились пенными гребешками, небо над северо-западным краем горизонта приобрело угрожающий черно-синий цвет – надвигалась гроза, которую с точностью, в данном случае представлявшейся явно излишней, предсказали синоптики. Мелкая волна коротко, зло била в днище, заставляя лодку подпрыгивать, мелкие брызги оседали на одежде и лицах, так что временами было трудно понять, начался практически неизбежный дождь или еще нет.
Вскоре впереди показался островок – просто намытая течением, сплошь заросшая вездесущим ивняком плоская отмель, расположенная почти точно по центру речного русла. Рулевой, на ярко-зеленых пограничных погонах которого неярко поблескивали две вертикально расположенные звездочки прапорщика, направил катер к подветренной стороне островка – туда, где на прибрежной мели лежал на боку ржавый, обросший бурыми космами мертвых водорослей, наверняка хорошо помнивший времена расцвета советской империи бакен. Заглушив мотор, прапорщик аккуратно обогнул торчащую из мелкой воды корягу и, вынув из-под сиденья, выбросил за борт якорь – плетеную веревочную сетку на нейлоновом шнуре, набитую ржавыми железками – гирями от весов, шестернями от коробки передач трактора «ЮМЗ» и прочим металлоломом, при отборе которого главным критерием служил большой удельный вес.
Груз, булькнув, ушел под воду и лег на недалекое дно. Прапорщик выбрал слабину и затянул узел веревки на торчащей из борта проушине. Его напарник, погоны которого украшали капитанские звездочки, посмотрел на часы. К месту встречи они прибыли почти минута в минуту – сказывались чисто армейская привычка к пунктуальности и богатый опыт перемещения по здешним диким местам, благодаря которому все местные старожилы, ничего не рассчитывая наперед и не особо напрягаясь, оказывались в нужное время в нужном месте, несмотря на любые помехи. (Скорее всего, так происходило просто потому, что упомянутые помехи возникали практически всегда, давно стали привычным явлением и потому включались в расчет времени машинально, на подсознательном уровне).
– Пяток минут подождем, – сказал капитан, обращаясь к напарнику.
На протяжении последнего получаса они почти не разговаривали – мешал плотный рев мощного японского мотора, да и говорить, собственно, было не о чем. Но теперь, когда возникла пауза, ее не грех было заполнить ленивым обменом мнениями обо всем и ни о чем.
– Почему не подождать? – пожал широкими плечами прапорщик. Он был грузный, широколицый и носил пышные, любовно ухоженные, подстриженные и расчесанные волосок к волоску темные усы. – Солдат спит – служба идет…
В паре десятков метров от места их якорной стоянки в зарослях ивняка на островке лежала старательно замаскированная свежесрезанными ветками резиновая лодка. В ней, не без комфорта раскинувшись на надувных подушках и укрывшись от ветра и комарья прорезиненным зеленым плащом от общевойскового комплекта химической защиты, полулежал некий худощавый гражданин в потрепанной полувоенной одежке, делавшей его неотличимо похожим на промышляющего браконьерством аборигена. На то же намекали покрытые густым ранним загаром лицо и руки, кисти которых изобиловали подсохшими, находящимися на различных стадиях заживления, царапинами и ссадинами, заработанными, скорее всего, во время возни с сетями, силками и прочей находящейся вне закона браконьерской снастью.