Слепой. Не брать живым
Шрифт:
Но метро, как назло, не работало. Что-то там случилось на станции. И люди пытались втолкнуться в автобусы и троллейбусы. Алина Семечкина тоже попыталась штурмовать один из автобусов, но потом махнула рукой и пошла пешком.
Когда она наконец добралась до своего микрорайона, совсем стемнело. На улицы опустился туман, а фонари почему-то не зажигали. Дома едва угадывались по горящим окнам.
Подойдя к своему подъезду, Алина уже достала ключи, чтобы открыть кодовый замок, как вдруг из тумана вынырнули какие-то молодчики. От них противно разило пивом и дешевыми сигаретами.
– Семечкина? – спросил один из них.
Алина очень хотела сказать «Вы обознались!», но вместо этого с вызовом прошипела:
– Ну, Семечкина, и что из этого?!
И тут один из парней ухватил ее за руку. Это было уже слишком. Алина вырвалась и, собравшись, перешла в наступление. Одному она, похоже, вывернула, а может, и сломала руку, другой скорчился от боли от удара в пах, а третий сам поскользнулся и упал, да так неудачно, что рассек себе до крови ногу.
– Блин! – сказал кто-то хриплым басом и выругался. – Предупреждать же надо! Ничего себе, девочку-журналюгу проучите… Это ж не баба. Это ж зверь!
Алина уже открыла дверь, чтобы скользнуть в подъезд, но кто-то все-таки успел довольно больно стукнуть ей по голове чем-то тяжелым.
Алина поднялась на второй этаж, отперла дверь и, прокричав «Кто дома, это я!», осунулась наземь прямо в прихожей.
Когда Алина пришла в себя и открыла глаза, она обнаружила, что находится в больничной палате, а у ее постели, накинув на плечи белый халат, сидит не кто иной, как ее одноклассник Вадик Котов, который теперь учится на факультете журналистики и подрабатывает в разных скандальных газетах. Семечкина взглянула на его виноватое лицо и, вспомнив, как сражалась с какими-то молодчиками, упрямо называвшими ее журналюгой и писакой, хотя она никакого отношения к журналистике не имела, преодолевая головную боль, прошипела:
– Кот! Ты чего здесь?! Что, может, опять моей фамилией хрень какую подписал?!
– Алинка! Слава богу, ожила! – сказал Кот, зачем-то протягивая ей неочищенный апельсин. – Врач сказал, что ничего серьезного. Тебя по голове доской огрели, вот ты и потеряла сознание. Но череп не поврежден. Полежишь, и все будет в порядке… Ты им тоже порядком накостыляла. Они, говорят, с трудом до лавочки доползли. Соседи милицию вызвали. Их всех повязали, теперь показания дают.
– Но я все-таки из-за тебя страдаю?! – попыталась добраться до истины Алина.
– Ну, можно считать и так… – вздохнул Вадик.
– И что ты в этот раз под моей фамилией зафурычил?
– Ну, сама подумай, дом исторический, а у владельца даже охранного обязательства нет. Он там, видишь ли, ресторан открыл. Сама подумай, жар, пар, а наше наследие спасать надо…
– Спасатель, блин! – перебила его Алина.
С Вадиком они дружили еще с тех времен, как жили на одной лестничной площадке. Вадик, в отличие от Алины, которая привыкла во всем полагаться на себя, был юношей амбициозным, но трусливым. И когда его занесло на практику в одну из скандальных газет, где платили приличные гонорары, но требовали острых публикаций, он, понимая, что придется играть с огнем, ничего лучшего не придумал, как подписываться фамилией своей соседки и подруги Семечкиной. Алина к тому времени уже вовсю занималась восточными единоборствами и даже несколько раз давала отпор обнаглевшим подросткам, поэтому, когда Вадик поставил ее перед фактом, что самые острые свои материалы он подписывает псевдонимом Семечкина, сначала только посмеялась.
– Ты же пойми, с вас, женщин, взятки гладки. Кто будет с вами всерьез воевать. В крайнем случае попугают и все на том. А меня ведь могут воспринять как серьезного противника… А я даже в морду как следует дать не смогу, – юлил Вадик.
– Ну, а если они до настоящего тебя докопаются? – спросила Семечкина.
– Не докопаются! – сказал Вадик. – Я начальству наплел, что ты корреспондентка, которая поставляет мне информацию через Интернет, а я ее лишь литературно обрабатываю. И я, мол, такой благородный, что выплачиваю тебе все причитающиеся гонорары, оставляя их в указанной тобой ячейке на вокзале… А Семечкина ты или не Семечкина – я и знать не знаю; может, это и вовсе псевдоним.
Алина на это только рассмеялась.
– Ты, пойми, – продолжал убеждать ее Вадик, – мне же благодаря тебе место в газете будет обеспечено.
– Перечитал ты, Вадик, детективов, перечитал… – покачала тогда головой Алина.
Вспомнив теперь об этом, Алина тяжело вздохнула.
– Знаешь, какой резонанс получило дело о твоем избиении? – продолжал тем временем плести Вадик. – Представь, все нижегородские газеты на первые полосы информацию об этом поместили! На телевидении вечером репортаж был. Тут, понимаешь, у нас в лесу на охоте еще генерала какого-то подстрелили. Но там вроде как банальный несчастный случай, и про него после тебя на «ЧП» рассказывали. И из центра, из Москвы, уже корреспондента прислали. А я первый, представляешь, я первый! И меня теперь точно в штат возьмут!
– Ты так радуешься, что мне кажется, ты сам это все и подстроил… – вновь вздохнула Алина.
– Не, ну что ты! Это так просто совпало! Зато ты теперь местная знаменитость! К тебе скоро за автографами очередь выстроится!
– Не поняла… – насторожилась Алина. – Какая такая очередь? Ну, избили меня, приняли за твою корреспондентку, которая взяла себе, чтоб ей пусто было, в качестве псевдонима мои имя и фамилию.
– Тут, понимаешь, такая история… – пробормотал Вадик, начиная чистить апельсин. – Я твою фотографию в нашей газете поместил… мол, вот она, корреспондентка… Пусть город знает своих героев…
– О боже… – только и смогла вымолвить Алина и отвернулась к стене.
– Да не боись ты! – поморщился Вадик, чуть стушевавшись и засовывая дольку за долькой очищенный апельсин себе в рот. – Ну, надо было… Эти подонки больше к тебе не сунутся. Их же поймали. А чтобы процесс был показательный, ты реальной должна быть, живой… А я под своим именем репортажи вести буду из зала суда. Я уже интервью у их родителей взял. Рубрику «Журналистское расследование» оживил…
– Ой, Вадик, иди, я устала… А то я на тебя реально разозлюсь… Мало того что башку чуть не разбили, так еще теперь на улицу не выйти, все узнавать будут.
– Нет, подожди… я кое-что еще тебе сказать должен… – С этими словами Вадик положил оставшиеся дольки на стоящее на тумбочке блюдце и, сняв со спинки койки полотенце, принялся вытирать руки.
– Ну что там у тебя еще? – почти простонала Алина. – Говори скорей и уматывай! Достал ты меня, Вадик, реально достал! Втравил меня в такую историю…
– В общем, я для поддержания твоего имиджа еще одну статью под твоей фамилией написал. Мол, нас не запугаешь! И хотя ты лежишь в больнице, все равно пишешь. Если хочешь, я могу тебе ноутбук дать и сфотографировать. Представляешь, на больничной койке, но не перестаешь работать. Но я тебе должен суть твоей статьи изложить. Чтобы, если корреспонденты у тебя спрашивать будут, ты смогла им все рассказать…