Слепой. Защитнику свободной России
Шрифт:
– Но как он ночью очутился в лощине? Он сам мне говорил, что по ночам туда не ходит, – пожал плечами Глеб.
– Да мало ли. Собака сорвалась, к примеру, и он пошел ее искать. Или услышал крик какой-нибудь… – предположил Товаров. – Словом, вариантов много.
– Одно мы знаем точно: он не был пьян.
– Совершенно верно! Что такое сто грамм водки для такого мощного мужика, как Павел? Об этом можно и не говорить, – заключил психотерапевт.
– Но он…
– Да, к сожалению, застрелил себя, вставив дуло ружья
– Странно как-то получается, – задумчиво произнес Сиверов. – Павел отправился в лощину, чтобы свести счеты с жизнью? Зачем куда-то ходить, коль уж надумал это сделать? Как вы считаете, это самоубийство? – Глеб глянул на Товарова, потиравшего ладонями виски.
– Сложный вопрос, – покачал тот головой. – Формально – да. На курке отпечаток пальца Корягина, опять же об этом я знаю из того же источника. Но не все так просто и однозначно.
– Вы в чем-то сомневаетесь, Андрей Васильевич? Я правильно понял? – спросил Сиверов.
– Да, сомневаюсь. Несмотря на определенные трудности в жизни Павла, такие, как развод с женой несколько лет назад, пройденная война, которая, безусловно, оставила отпечаток в его душе, все же в последние годы он жил в ладу с собой. Ему нравилась и работа, и лес, который, как он много раз повторял, лечит его душу лучше самых дорогих лекарств… Я нередко с ним встречался, мы были дружны, охотились вместе, часами разговаривали. Так вот, я, как специалист, со всей уверенностью могу сказать, что причин для самоубийства у Павла не было. Это я серьезно, – категоричным тоном заявил Товаров.
– Но что же произошло в лощине?
– Вот и меня мучает этот вопрос. Поэтому я и ездил вчера во второй половине дня в эту лощину, будь она тысячу раз проклята. Нашел место, где застрелился Корягин, стал внимательно все осматривать. Неподалеку на деревьях увидел следы от пуль. Стрелял Павел, но, понимаете, он палил не прицельно, а хаотично. Кора содрана пулями на разных уровнях.
– То есть выходит, что, перед тем как застрелиться, Павел Корягин стрелял просто так, наобум, – произнес Глеб.
– Получается, что так. Он просто палил в разные стороны, – согласился психотерапевт.
– А если предположить, что он встретил медведя-монстра? – Сиверов вопросительно посмотрел на собеседника.
– Я думал об этом, но тогда не было бы такой лихорадочной стрельбы. Хотя если человек сильно испугался, то это похоже на правду, – задумался Товаров.
– А можем мы, Андрей Васильевич, предположить, что Павел увидел кого-то, испугался, стрелял наугад, а затем, не выдержав сильнейшего стресса, застрелился сам?
– Так вполне могло быть, – согласился Товаров.
– Когда я был в сторожке у Корягина, он мне рассказывал, как один солдат на боевом выходе, не выдержав стресса войны, отошел в сторону от группы десантников и подорвал себя гранатой, – соврал Глеб.
На самом деле случай этот произошел в Афганистане, под Гератом, и очевидцем его был сам Сиверов.
– Интересно, Павел не рассказывал мне такого, – удивился психотерапевт, – но суть не в этом. Да, мощный приступ страха – это сильнейший стресс для организма. Словом, случай с подрывом себя гранатой на боевом выходе и так называемое самоубийство Павла Корягина, если он действительно испытал мощный приступ страха, имеют общие корни. Оба этих человека были под прессом непреодолимого стресса.
– А что еще вы узнали от полицейского?
– Да ничего, – Товаров махнул рукой. – Собственно, они списали этот случай на самоубийство. Ведь по сути это верно. А зачем полиции копаться в тонких материях, да еще приплюсовывать мифического медведя? Мотивы самоубийства полицию мало интересуют. Ну, застрелился какой-то там лесник, мало ли людей в России, да и в мире в целом, сводят счеты с жизнью? Короче, полиция закрыла это дело.
– Да, – протянул Сиверов, – полицию такое не заинтересует.
– И это сущая правда, – выдохнул психотерапевт.
Собеседники замолчали на несколько минут. Каждый из них думал о Павле Корягине. Кашлянув, Глеб спросил:
– Андрей Васильевич, а вы не припомните, какая погода была ночью, когда застрелился Павел?
– Хорошо помню. Вечером накануне я ездил к брату, он живет почти в центре Суздаля. Была пасмурная душная погода, накрапывал дождь. А когда я возвращался, в начале двенадцатого, вообще пошел довольно плотный дождь, – наморщив лоб, произнес Товаров и тут же поинтересовался: – А почему вас это интересует, Федор?
– Так просто спросил, – пожал плечами Сиверов. – Как-то все это странно. Я имею в виду случай с Павлом.
– Согласен. Чего или кого испугался Корягин? Боюсь, это навсегда останется тайной, – тяжело вздохнул психотерапевт и добавил: – Жаль его. Ему бы еще жить да жить.
Повисло тягостное молчание.
– Спасибо, Андрей Васильевич, что уделили мне время, – поднимаясь с дивана, сказал Глеб.
– Что вы, Федор, я рад был вас видеть. Жаль только, что встретились мы с вами по такому печальному поводу, – Товаров поднялся и развел руки в стороны. – Звоните, приезжайте. Всегда помогу чем смогу.
– Спасибо, всего вам доброго.
– И вам того же. Удачи в вашей нелегкой журналистской работе! С людьми ведь непросто работать.
– Вы правы. До свидания.
Сиверов быстро надел кроссовки и вышел из дома. Он сел в машину и поехал на Торговую площадь в гостиницу «Сокол». Уладив необходимые формальности, он получил ключи от номера на втором этаже. Глеб принял душ и собирался направиться в ресторан, но в этот момент на журнальном столике завибрировал мобильный телефон.
– Добрый день, Глеб. Ты уже в гостинице? – услышал Сиверов знакомый голос полковника ФСБ Веремеева.