Слепой

Милтон Анна

– Я сейчас, - в ответ произнесла я, но не была уверена, что папа меня услышал.

Я вновь отвернулась, собираясь еще раз извиниться, но к моему огромному удивлению парня уже не было. Я стала оглядываться по сторонам, но так и не увидела его. Когда он успел уйти так быстро? Он же… слепой!

– Алина!
– нетерпеливо позвал папа.

Я встряхнула головой и, нахмурившись, направилась к «Мерседесу».

Запрыгнув на сидение рядом с отцом, я закрыла за собой дверцу и еще раз взглянула туда, где только что столкнулась со слепым.

Каково

это - быть таким? Ничего не видеть? Должно быть, этому парню очень тяжело… Вот я бы точно сошла с ума.

– Как все прошло?
– поинтересовался папа, вставляя ключ зажигания и поворачивая его.

– Нормально, - уклончиво отозвалась я.

Это было веселое первое сентября. Хотя, по правде, откуда мне знать? Ведь все это время я смотрела на Максима. Единственную информацию, которую я смогла запомнить, о том, что завтра нам к восьми утра, и будет шесть уроков. Это ужасно. Полгода мы будем учиться в первую смену, и поэтому мне придется забыть о том, как же классно спать до обеда.

Машина плавно тронулась с места.

Я решила не думать о грустном, и слепой парень вскоре ушел из моих мыслей.

– Куда пойдем сегодня?
– воодушевленно спросила я, перекладывая волосы на левое плечо.

Заметив, что на лице папы появилось сожаление, я напряглась.

– Только не говори мне, что у тебя дела, - предостерегла я.

Он вздохнул.

– Прости.

Одного слова было вполне достаточно, чтобы понять свою правоту. У папы снова дела, и мы никуда с ним не пойдем этим вечером.

Негодование заполнило меня изнутри, и я отвернулась к окну.

– Ты же знаешь, что у меня за работа, - начал оправдываться папа.

Да. И я ненавидела эту работу, потому что она отнимала его у меня.

Я не ответила ему.

– Я, правда, собирался провести этот вечер с тобой, дочка, - продолжил он.
– Но мне позвонил Гриша и сказал, что случилось ЧП, требующее срочное присутствие главного, то есть меня.

Григорий Александрович - папин заместитель, или что-то вроде того. Для меня он дядя Гриша. Он женат на своей работе, поэтому у него нет, соответственно, ни жены, ни детей. Он прямо как мой отец, только у папы есть я.

Я промолчала.

Папа издал тяжелый вздох.

– Прости, Алина.

Я скрестила руки на груди и по-прежнему смотрела в окно, но не видела улиц. Мне хорошо известно, что молчание убивает. Меня всегда раздражало, когда кто-то не отвечал, и я прекрасно знала, что папу это тоже выводит из себя. Особенно, если молчу я.

Но сейчас я была так на него обижена, что была готова не разговаривать с ним хоть весь год. Следуя из того, что мы и так почти не разговариваем, это будет несложно.

В салоне автомобиля повисла гробовая тишина. Когда мы подъехали к дому, я, не проронив ни слова, вышла из машины и побежала к входным дверям. Даже не взглянув на Михаила Валерьевича, который собирался мне что-то сказать, я понеслась к лифту. Не дождавшись папу, я нажала на кнопку, и вскоре двери лифта

закрылись.

Мне нельзя плакать. Я поклялась, что больше никогда не пролью слезы. В последний раз я плакала, когда мне было двенадцать. Тогда я скорбела всем сердцем о разрушенной семье. Сейчас я тоже скорблю, но уже без слез.

Открыв дверь своими ключами, я сразу направилась в свою комнату.

Прекрасно. Мой отец снова меня оставил. И ради чего? Ради работы! И вот так всегда. Он ставит свой бизнес на первое место, хотя его должна занимать я. Я гневно размеряла комнату большими шагами, не в состоянии успокоиться.

– Нет. Этот вечер не будет испорчен, - сказала я сама себе и взяла в руки телефон. Набрав номер Марины, я стала ждать ответа.
– Привет! Слушай, планы изменились. Я иду гулять.

– Эээ, классно!
– радость в ее голосе показалась мне сомнительной, но я постаралась не думать об этом.
– Мы собираемся у Александровского парка. В шесть. Подходи.

– Ладно. До встречи.

Отключившись, я заставила себя улыбнуться.

«Все хорошо. Твоя жизнь идеальная, помни это» с грустью подумала я.

***

Папа даже не пытался поговорить со мной. То ли он не хотел этого, то ли просто знал, что я не умею долго обижаться, и сегодня вечером, или максимум завтра утром первая заговорю с ним.

Но в этот раз мне не хотелось прощать в очередной раз то, что наши планы рушатся. Хотя бы раз в своей жизни он мог отменить все бесчисленные ЧП-ситуации, которые требуют его присутствия, и просто побыть со своей единственной дочерью. Но нет. Ему важнее работа. Тогда пусть и живет на своей работе! Зачем он хочет, чтобы я жила с ним, если он всегда где-то, но только не со мной? Зачем боится, что я уеду к маме, если ему все равно?

Я бы с удовольствием просидела весь день в комнате, но к двум часам мой желудок потребовал еды. Я была вынуждена выйти из своего царства.

Когда я на цыпочках дошла до гостиной, то отца не увидела. Телевизор не работал. Я подошла к его кабинету, хотела открыть дверь и убедиться, что он, как всегда, сидит за компьютером и работает, но ручка не поворачивалась. Кабинет закрыт. Папа всегда его закрывает, когда уходит.

Он ушел.

Ушел и даже не сказал мне об этом.

Обида яростно пульсировала в висках, и в горле застрял комок рыданий.

Я не буду плакать.

Оказавшись на кухне, я первым делом увидела на пустом столе аккуратно сложенный пополам листок.

Там было написано:

«Я постараюсь разделаться с делами как можно быстрее. Думаю, к шести или семи часам буду дома.

Прости, что так получилось.

Мне, правда, очень жаль.

Люблю тебя, моя маленькая бука»

Прочитав записку, я боролась с желанием улыбнуться.