Слева от солнца
Шрифт:
— А он тебе кто?
— Он мне друг, — серьезно сказала Варя. — И твой спаситель, между прочим. Если бы не он, я бы дальше землянику собирала. И пускал бы ты тут пузыри до вечера.
Генка это тоже понял. И про пузыри, и про спасителя. К счастью для него, один из малышей — тех, что возились у дороги, решил разведать, что же поделывает у пруда городской гость. И, увидев, что Генка тонет, тут же бросился за Варей.
— Бежит, орет как чумной: «Карлсон, Карлсон!» Я и не поняла ничего. А этот ревет —
— Я же испугался же! — необидчиво пояснил Юрашка.
— Это я испугалась, — возразила Варя. — На пруд-то им строго-настрого запрещено ходить. Обычно мы с Машкой присматриваем — то я, то она. А тут Машки нет и какой-то «Карлсон»…
— Про Карлсона я пошутил, — признался Гена.
— Ну вот, а я на Шурика подумала. Он у нас самый маленький, толстый. В самом деле, как Карлсон. Неужели, думаю, добрел до пруда и шлепнулся в воду? Дно-то здесь крутое, только шагни. Вот и помчалась как сумасшедшая. Всю землянику рассыпала.
— Еще соберем, — утешил Юрашка. — Ты же только не дергайся.
— Ага, не дергайся… До сих пор колотун трясет. Хорошо, я плавать умею, а если бы кто другой был? Сколько уж тут людей потонуло!
— Неужели много? — Генка покосился в сторону близкой воды.
— Прилично. Я-то сама не видела, но люди рассказывали, — каждый год одного-двух приходилось доставать.
— Особенно раньше тонули, когда деревня большая была, — пояснил Юрашка.
— Ты-то откуда знаешь? — удивился Генка.
— Юрашка у нас все знает, — фыркнула Варя. — Газеты вверх ногами читает, буквы справа налево пишет — совсем как китаец. А все потому, что линия ума — аж через всю ладошку. Не то, что у меня.
— А у тебя короткая?
— У меня средняя, — вздохнула Варя. — Наверное, соответствует. Я и есть средняя. А Юрашка у нас умненький. В кого, непонятно. Ничему ведь его никто не учит — он в грязи возится, жуков ловит, на курах верхом ездит, а все равно умный.
— Я даже про терминатор знаю! — похвастался малец.
— Про что, про что?
— Про терминатор! Это такая граница на всех планетах. Слева темно, справа светло.
— Круто! — оценил Генка. — А я думал, что терминатор — это робот.
— Не-е, — Юрашка помотал головой. — Это граница. Я, когда подрасту, стану как Ломоносов. Поеду учиться в Москву. Или в Лондон с Кембриджем.
— Видишь, сколько всего знает! И про терминатор, и про Ломоносова.
— Про Ломоносова ты тоже знаешь.
— Я — другое дело: ему — четыре годика, а мне десять. Я и в школе училась, книги читала.
— «Принцессу на горошине»?
— Почему? Не только. У нас, знаешь, какая библиотекарша была! Славная такая тетечка, я к ней каждый день бегала за книжками. И Бажова читала, и про капитана Немо, и «Таинственный остров» и еще сто разных
— А я помню! — перебил Юрашка. — Остров — это же про пиратов!
Глаза малыша восторженно блеснули. Вскочив на ноги, он поднял руки, утробным голосом затараторил:
— Ты же рассказывала, помнишь! Там пират на шариках летал. А шарики сдулись, и он в воду бултых! — и мелко. А тут акула! Бамс его — в рот! Пожевала клыками, а он фу! — невкусный. Горький же весь, соленый. Как капуста прашло… Прашлагадняя. И выплюнула. Живого…
Большеголовый, на тоненьких ножках, перепачканный травой и глиной, он расхаживал в одних трусах взад-вперед, возбужденно пересказывая Генке с Варей сюжет о пиратах. И они хохотали, потому что молчать не получалось. Юрашка был прирожденный артист. Придумывал многое на ходу, мешал с услышанным от Вари, вопил как оглашенный, и в итоге получался какой-то гремучий триллер, в котором пиратов сравнивали с мухоморами, огурцами и карамелью, а акулы со слонами разговаривали на вполне человеческих языках, витиевато ругались и ездили на грузовиках с велосипедами.
— Он же как соскочит с велика, как выхватит… меч! Нет, саблю! У них же сабли у всех были. У эскимосов же… Как закричит: «Тебе что, пацан, жизнь не мила! Хочешь угодить впросак? Ну, я тебе задам жару-пару! Будешь у меня кровь из носу!» И ранил его. В правую голову…
Живот у Генки еще не отошел после недавнего купанья, а сейчас и вовсе разболелся. Глядя на размахивающего прутиком Юрашку, он хохотал и просто корчился на земле.
— Это он для тебя старается, — выдавила сквозь смех Варя. — Так-то он серьезный парнишка.
— Серьезный? Ты шутишь?
— Правда, правда, — Варя поймала разбушевавшегося Юрашку, прижала к себе. — Все, угомонись!
— Ну, чего ты! Я же еще не дорассказал! — мальчонка попытался вырваться, но Варя была сильнее.
— Он такой! Разбуянится, потом два часа успокаивать придется. И обидчивый, как не знаю кто…
Наблюдая, как она управляется с брыкающимся Юрашкой, Генка наконец-то поверил, что эта девчонка сумела вытащить его из воды. Сил у нее явно хватало. И характер тоже присутствовал.
— Мы, брошенки, все немножко ненормальные, — Варя усадила Юрашку рядом с собой, погладила по голове.
— Брошенки? — не понял Генка.
— Ага, — Варя легко кивнула. — Деревушка брошенная, и мы брошенные. Ни родителей, никого.
— Погоди, погоди! Как это никого?
— А так. Юрашка-то с Шуриком — детдомовские. В Новоспасском детдом был — маленький, конечно, но все равно работал. А в прошлом году там пожар случился — может, проводка старая, а может, кто из дачников постарался. Там же строиться начинают, дома — как дворцы, вот и бьются за землю. А детдом на самом берегу стоял. Красивое такое место.