Слёзы чёрной вдовы
Шрифт:
– Разумеется… я сам вас провожу.
Грегор пригласил, было, покинуть дом через парадные двери, однако Кошкин, вдруг остановил его:
– Позвольте, но через веранду разве не ближе?
И снова улыбнулся. Кошкин, наверное, считал, что эту улыбку можно назвать дружелюбной.
Через веранду на причал, разумеется, можно было попасть скорее, но для этого следователей пришлось бы провести через коридор, соединяющий лестницу на второй этаж, гостиную и эту самую веранду. Вероятно, этого Кошкин и добивался:
Впрочем, он не сделал и двух шагов в коридор, как замешкался. Здесь имелся ряд служебных помещений, и дверь одной из коморок оказалась раскрытой. Тут уж Грегор сам невольно подогрел их интерес: излишне взволнованно он метнулся к той двери и попытался ее запереть.
– Вы позволите? Мы можем осмотреть? – заинтересовался, конечно же, Кошкин.
– Это мастерская… там лишь краски и кисти. Уверяю вас, ничего интересного вы не найдете.
– И все же, вы позволите? – еще настойчивее спросил Кошкин.
И снова Грегор не сумел отказать.
Вообще-то мастерская бывала заперта лишь, когда там работал Николай. Грегор и сам не мог понять, что его взволновало в этот раз, ведь там и впрямь не могло быть ничего интересного. Пропустив вперед сыщиков, он принялся убирать портьеру от огромного во всю стену окна, чтобы осветить крохотное помещение.
Первым, что бросилось здесь ему в глаза – мольберт с растянутой на нем холстиной и подсыхающей уже масляной краской.
– Мой брат художник, – пояснил Грегор, смущенно, – вы и сами знаете, наверное…
Это был портрет. Полностью законченный, в котором свободно узнавалась их соседка-графиня, в углу имелась даже подпись «Светлана Раскатова», где буква «С» выполнена в виде мудреного вензеля – все в манере Николая.
От него не укрылось, что оба следователя, даже невозмутимый прежде Кошкин, забыли, казалось, зачем пришли – любовались портретом. А Грегор в очередной раз подумал, что графиня Раскатова все же необыкновенно хороша собой.
– Да… и теперь я вижу, что Николай Романович действительно великий художник, – нашелся, что ответить Девятов. – Светлана Дмитриевна вышла здесь лучше, чем в жизни.
– Скажете тоже… – хмыкнул Грегор, – портрет неплох, но до оригинала ему далеко. – И быстро добавил: – При всем моем уважении к мастерству Николая Романовича, разумеется.
С этими словами Грегор шире раскрыл дверь, приглашая сыщиков выйти. И не смог удержаться от насмешливого тона:
– Как видите, господа, Леон здесь не прячется. И револьвера, из которого застрелили беднягу Раскатова, тоже нет.
– А отчего вы решили, что граф был именно застрелен? – живо удивился Девятов. – Разве Надежда Дмитриевна сказала вам и это?
И Кошкин, который прежде чем выйти, бросил еще один взгляд на портрет, тотчас обернулся к ним.
«Вот так преступники и выдают себя… попался, Григорий
– Должно быть, и правда Надежда Дмитриевна сказала… – ответил он им неловко.
Слава Богу, все трое уже подошли к причалу, и Грегор смог уйти от щекотливого вопроса.
«А они ведь действительно вполне могут теперь подозревать меня в убийстве, – понял он. – И уж Леона-то точно подозревают».
Грегор подумал, что это и впрямь мог бы сделать его друг… Леон горяч и совершенно безрассуден. У него хватило бы ума затеять «дуэль» с Раскатовым прямо в доме Светланы. И, наверняка, не хватило бы храбрости нести за свой поступок ответственность. Леон обязательно сбежал бы, ежели и правда это он убил Раскатова.
Разумнее всего Леону было бы покинуть Горки в той же коляске, в которой он явился сюда, но, раз сыщики заинтересовались лодкой, верно считают, что убийца ушел озером… Но это невозможно! Вчера, после того, как они с Максимкой наплавались вдоволь, он сам привязал лодку к причалу!
Пока Грегор размышлял об этом, сыщики, спрыгнув в лодку, лазили по ее днищу с увеличительным стеклом.
– Синие шерстяные нитки… – Услышал он от Девятова: тот что-то нашел и показывал теперь начальнику.
Но Грегор мало их слушал. Он уже бросил взгляд на узел, которым была привязано лодка. И ему мигом сделалось жарко: плохо понимая, что делает, Грегор окончательно сорвал галстук с шеи. Лодка была привязана вовсе не его крепким морским узлом. Кто-то – чужой – и впрямь пользовался ею ночью.
Глава 8
Сыщики, повозившись с лодкой еще минут тридцать, наконец, ушли. Грегор не посмел утаить от них, что лодкой кто-то пользовался после него… в самом деле, может, это всего лишь Николай с утра пораньше уже плавал куда-то? Может, и не нужно паниковать?
Что любопытно, Кошкин и сам допустил эту версию, о чем сказал вслух, а не бросился тотчас обыскивать дом в поисках Леона.
Грегор, щурясь уже шедшему на закат солнцу, глядел как двое следователей выходят за ворота, когда неожиданно его окликнули с вопросом:
– Кто это был?
Он обернулся, не ожидая, что рядом находится еще кто-то.
Это оказалась Ольга – она даже двигалась неслышно. Тень, как есть тень! Должно быть, Ольга возилась в теплице, потому они ее не видели – зато она, нужно думать, видела все превосходно.
– Полиция, – ответил ей Грегор. – Мужа Раскатовой застрелили в ее доме.
– У нас, в Горках? – Все удивление Ольги выражалось в том, что она чуть-чуть приподняла бровь. Она даже интонации не сменила, лишь отвела взгляд и, судя по всему, задумалась. А потом выдала: – Это, конечно же, Светлана Дмитриевна сделала. Право, другого от этой женщины ожидать не следует. А от нас-то они что хотели?