Слёзы Лимба
Шрифт:
Но молодой человек имел интересы и в науке, коих было намного меньше, чем у большинства людей, но они присутствовали, что, собственно, не удивляло его самого, так как глупым парнем он себя отнюдь не считал.
Математика была его любимым предметом. И он полностью отдавал себя ей, в первые годы обучения даже представляя в голове, что в будущем ему удастся достичь чего-то высокого, стать таким же, как его отец, который был замечательным инженером и участвовал в строительстве мостов в Берлине. Он не считал родителя героем или своим кумиром, так как знал, что тот являлся обыкновенным тихим человеком, ничем не выделявшимся из толпы. Но господин Стрингини мог с легкостью вдохновить своим трудолюбием даже самого безнадежного лентяя Германии, мужчина практически не появлялся домом, что, собственно, неблагоприятно отразилось на его общении с сыном, который,
Мать после ухода из дома не прервала общения с ним. Иногда присылала письма, где рассказывала о своей жизни, которая явно в действительности не была столь гладкой, как она описывала, задавала сыну вопросы и говорила, что мечтает снова свидеться, что, безусловно, являлось чистой ложью. Эрван отвечал на послания, с большой неохотой, из жалости. И никогда не чувствовал неких теплых чувств при написании ответа этой женщине. Такая странная форма общения между матерью и сыном продолжалась до начала войны. С тех пор Эрван не получал о ней никаких известий. Возможно, она умерла или посчитала, что уже нет смысла лгать и стоит молчанием открыть всю правду. Эрван не знал этого. И знать не хотел. Он ее ненавидел. И презирает по сей день.
Все что он помнит о ней, так это сидевшую ее за столом рядом с бутылкой водки. Ее опухшее лицо приклеилось к столешнице, полностью скривилось и напоминало испорченную сливу своей болезненной синевой из-за обилия спирта в организме. От ее прежней красоты не осталось и следа. Молодой человек до сих не мог стереть из памяти тот момент, когда он заметил вязкую ниточку слюны, которая стекала с края ее потрескавшихся губ и медленно падала на пыльный стол. Она за пару лет преобразилась в блеклую пародию на саму себя. И если ей удалось дожить до этого года, то вряд ли Эрван узнает в ней свою мать.
Пятилетнему Ричи едва ли не каждый день приходилось оттаскивать эту исхудавшую женщину, от которой пахло спиртом и спермой, от стола и практически насильно тащить в спальню, где та могла выспаться и вернуть ясный ум, хотя бы на короткое время. Эрван практически не лицезрел ее трезвой. И предпочитал видеть пьяной, так как в здравом уме она чаще всего блевала прямо посреди комнаты, мочилась и ничуть этого не стеснялась, лишь дико посмеивалась и кричала что-то неразборчивое. Иногда она разговаривала с ним, утверждала, что не хотела его, пыталась убить и до сих пор мечтает это сделать. Эрвану оставалось только молча слушать и внушать себя, что она так на самом деле не думает, что это говорит совершенно чужой человек, засевший в теле этой женщины.
Эрван впервые попробовал спиртное именно в то время. Оттащив маму от бутылки, он не смог сдержаться, не сумел воспротивиться этому. Ему не казалось, что это неправильно и противоестественно. Это можно охарактеризовать как любопытство. Не более того. Один глоток, второй. В желудке появилось болезненное жжение, а во рту резко все пересохло, словно вмиг слюна испарилась с поверхности языка. Но потом организм стал привыкать. И Эрван уже не чувствовал той боли, что была после первых глотков. Ему стало нравиться делать это. И он выпивал постоянно, каждый день. Сначала были маленькие глотки один раз за сутки, но к пятнадцати годам эти глотки превратились в пару бутылок. И Эрван не считал это неправильным. Больше не мог.
Отец после ее ухода постарался стереть все напоминания о ней. В их квартире не осталось ни одной фотографии, где та была запечатлена, он их попросту сжег в камине, не моргнув глазом, и посоветовал сыну поступить так же, иногда даже специально давал мальчику в руки стопочку со снимками матери, чтобы тот самостоятельно избавился от них и «унял боль в сердце». Но Эрван не смог уничтожить один снимок. Он был самым
Господин Стрингини не очень долго пробыл холостяком и одиноким папочкой. Когда Эрвану исполнилось семь, мужчина привел в их уютную квартиру на окраине города миловидную женщину с маленькой девочкой. И объявил о скорой свадьбе. Эрвану оставалось только порадоваться за отца. С мачехой у него сложились вполне дружеские отношения, иногда он называл ее даже матерью, что чуть позже стало происходить практически постоянно, чему та ничуть не противилась. Ее родная дочь, Кэтрин, стала жить вместе с ними. Молодой человек помнит двоякое чувство от первой встречи с этой кудрявой маленькой шатенкой. Она была капризной и в то же время ангелоподобной. Было бы странно, если бы они не нашли общий язык. Сначала это было сложно сделать. У них не было ни общих тем для разговора, ни похожих интересов. Но постепенно они стали разными полюсами магнита и притянулись друг другу. С большой натяжкой можно было назвать их отношения обычными, те были сложными, практически невыносимыми. Но, повзрослев, дети просто стали неразлучными.
Эрван прекрасно понимал, что отец не забыл мать. И новая жена была лишь временным лекарством, которое помогало забыться на короткий промежуток времени. Мальчик редко их видел вместе, не замечал в их отношениях что-то похожее на то, что обычно возникало у влюбленных. Господин Стрингини любил свою первую жену и даже не пытался этот факт скрыть от окружающих. Вторая супруга это понимала, сложно было не увидеть печаль в ее глаза. Но вскоре у них появился общий ребенок, Эрван обзавелся младшим братом, который заполучил такую же форму носа, как и у него. И с тех пор его взаимодействия с отцом начали рушиться на глазах, вся отцовская любовь Стрингини Старшего передалась новоиспеченному младенцу. И теперь семилетний Эрван окончательно лишился отца.
Он верил, что все наладится, что рано или поздно папа сможет его заметить, хотя бы на день. Но надежды были пустыми. И Эрван перестал ждать. Мачеха полностью заменила ему его, но должного воспитания дать так и не смогла, так как женщина не обладала жестким характером, который бы смог выковырять всю ту грязь, которая снежным комом накапливалась в подраставшем Ричи. Она была слишком добра к нему. И парень просто лишился необходимого контроля. Он разучился видеть запреты. Стал неконтролируемым. Превратился в подобие своей родной матери. И этот факт до смерти пугал его самого. Он знал, что совершает ужасные вещи, но остановиться не мог. Юноша не ведал, как жить по-другому, правильно.
На уроках математики ему, возможно, удавалось стать тем, кем он уже вряд ли сможет стать, поэтому парень все чаще и чаще проводил время в том маленьком душном кабинете наедине с пожилым преподавателем, который в шутку называл его своим внуком. Юноша нашел в этом неродном человеке то, что не нашел в родном отце. Обнаружил поддержку. И общение с учителем позволило Эрвану ощутить вкус правильности. Это произошло не сразу, данный процесс протекал в молодом человеке чересчур медленно. Было трудно отказываться от тех привычных будней, которые стали частью его самого. Но преподаватель знал, что Эрван заслуживает лучшей жизни, он разглядел в нем талант, который не смог увидеть ни один человек. Юноша получил в дар от этого мужчины веру в себя. И эта вера живет в нем и по сей день. Молодой человек готов расплакаться при одном воспоминании об этом человеке. Эти пышные усы над верхней губой, нелепые и криво подстриженные, скрытые под сероватыми нависшими веками крошечные глаза, которые никогда не излучали эмоцию, хотя бы немного не походившую на доброту и сожаление. Эти две детали характеризовали учителя математики лучше всего, главные его недостатки, которые теперь виделись в памяти в качестве главного достоинства. Этот пожилой мужчина умер совсем рано, Эрвану тогда было всего одиннадцать. Тогда мальчик снова осиротел, лишился отца во второй раз.