Слезы Магдалины
Шрифт:
– К-го? – Ломаные слова из ломаного горла. Поддержание ненужной беседы.
– Сестру свою. Сводную. Я видел, как она попала под машину. Я в тот момент желал ей смерти, и желание исполнилось. Это был знак!
– Ты веришь в знаки? Нет? А я верю. Недавно стала. Пример? Да пожалуйста. Видишь дом напротив? Так я Мишку и нашла. Я первая сюда вернулась. – Василиса сидела на лавке, вытянув ноги, и курила. Дым поднимался к потолку, и святые кривились. Им кадило привычнее. –
Черное дуло крошечного пистолета придало просьбе необходимый вес, и Влад, дернувшийся было к окну, опустился на кровать.
– Куртку снять позволишь? Жарко.
И бровью не повела. Пялится в ночь, словно и вправду что-то может разглядеть в туманной мути, но любое его движение засекает. Реакция у нее как у гюрзы. И характер такой же.
Когда Василиса только продемонстрировала оружие, Влад решил, что она шутит. Но удар рукоятью по голове, неожиданно сильный для хрупкой женщины, показал – на самом деле все всерьез.
Но зачем? Что Влад сделал ей? Мишке? Ведь не за разбитые же коленки и неисполнившиеся мечты мстят!
– Однажды проснулась и поняла, что нет у меня будущего. Просто вот нет, и все. Как будто кто-то там, свыше, взял и поставил крест на моей жизни. Первые месяцы с ума сходила. Бесконечный день, один в один. Те же люди, те же лица, те же разговоры. Слепцы, которые не видят ничего, кроме сегодня. И меня заставляют видеть это растреклятое «сегодня». Это как будто...
– ...тебя не стало, а мир живет, – подсказал Влад.
Василиса на сей раз повернулась, смерила долгим взглядом и соизволила согласиться:
– Да. Именно. Меня не стало. Я начала искать, когда же не стало, и обнаружила, что еще тогда. Давно. Когда папа ушел. Он ведь не имел права нас бросать. Это он виноват во всем. И та шлюха, и ведьма, которая взялась ей помогать...
– Ты правда в это веришь?
Рука нырнула под рубашку, дернула за цепочку, и в ладонь Василисы упал чужой амулет. Она взяла его двумя пальцами, как дохлую мышь, и подняла на уровень глаз.
– Это ведь ее игрушка. Той твари, которая отобрала папу. А знаешь, откуда она у Алены-Аленушки? От бабки. Аленкина бабка была ведьмой. Жила в соседней деревушке. Недалеко. Километров пять, если напрямки. Что такое пять километров для того, кто чужую жизнь перевернуть собирается?
Ни тени усмешки. Она не шутит, мертвая женщина с пустыми глазами. Она и вправду верит, что любовь можно сварить в котле из крысиных хвостов, крыльев летучей мыши и жабьих шкур. Что достаточно произнести волшебные слова, и тот, кого желаешь, будет принадлежать душой и телом.
– Думай, что хочешь, – сказала Василиса, сжимая амулет в кулак. – Но я точно знаю, он нас любил. А потом ушел. И забыл. И мама умерла. Не тогда, когда дом поджигала, а раньше...
Чужое безумие казалось куда более отвратительным, чем собственное.
– Ну давай, спрашивай. Убивала ли я? Тебя ведь это интересует? Нет, не убивала. Зачем? Он и сам прекрасно справляется. Он ведь тоже вырос...
– Кто?
– Женька. Неужели не помнишь? Надо же, сколько всего ты забыл...
Трава высока, поднимается над головой, развешивает фиолетовые флаги-кисти, гудит шмелиными голосами и пахнет донником да клевером. Ветер по небу тучи катит, а внизу душно, бездвижно.
И Владик задерживает дыхание. Он в засаде. Разрисованное глиной лицо, измазанные пылью руки. Венок из лохматой травы, ивовый лук с кривой стрелой.
Владик слушает, как кто-то приближается.
Хрустит трава, гудят шмели. Сопит носом враг-Женька.
– Ату его! – орет слева Мишка и, вылетев на траву, кидает сухим конским яблоком. – Ату его! Ату...
В ответ летит ком сухой глины, ударяет в лоб и рассыпается. Больно, обидно. Злостью закипает кровь. Кажется, в тот раз дошло до драки.
В бездонных глазах тоска.
– Вспомнил, да? Знаешь, тебя мне жаль. И его жаль. Он не виноват, что отец пришел к нему, а я не виновата, что ушел. Но теперь-то ничего не изменить!
– Ты просто не пробовала.
– А ты? Ты сам пробовал?!
Вскакивает, тычет дулом в висок, заставляя выгибать шею. Неудобно. Опасно. С предохранителя-то сняла, дура. Теперь одно неловкое движение и... мозги на стеночке.
И отчего кажется, что, даже если Влад будет ловок в движениях, мозги все равно да на стеночке окажутся?
– Ты! Ты всегда был хитрым, довольным жизнью ублюдком, который только и мог, что насмехаться над другими. И сестра твоя психованная! Карты у нее... гадание. Это она все нагадала! Она!
– Она была ненормальной.
...не совсем адекватной, – мягко убеждает Илья Семенович, раскладывая перед Владиком картинки. Синие треугольники, желтые квадраты, красные круги, будто папины воспаленные глаза. Влад смотрит и видит только элементы. Но не целое.
Он и сейчас видит только элементы.
Сложные фигуры вне бело-черного, клетчатого, как больничный пол, поля игры. Пистолет в руке Василисы – черное. Руки ее дрожащие – белое. Алена тоже белым-бела, лишь бы не смертельно. Сердце в груди екает, убыстряя темп. Вперед-вперед, шевелись, идиот. Действуй.