Слезы на льду
Шрифт:
Я бросилась к ней:
– Татьяна Анатольевна!!!
– Все нормально, – еле слышно прошептала она. – Вот только тяжело очень. И все время хочется плакать…
Спустя сутки, когда Грищук и Платов завоевали свое второе олимпийское золото, я помчалась с трибуны вниз – поздравить. Каким-то образом пробралась мимо зазевавшегося охранника в раздевалку и застыла как вкопанная. Поперек деревянной скамейки, закрытый спинами врача и массажиста российской сборной, сотрясаясь всем телом, лежал Платов. Его рвало от напряжения.
Сразу после Игр, когда все сильнейшие фигуристы уехали в показательный тур Тома Коллинза по США, Грищук, не поставив партнера в известность, купила дом
В один из ее отъездов Платов узнал от Коллинза, что Грищук сказала тому:
– Женя нужен мне только для того, чтобы накопить стартовый капитал для актерской карьеры.
Тогда-то Платов и подошел к Усовой:
– Надо поговорить…
Спустя несколько месяцев Усова и Платов стали чемпионами мира среди профессионалов.
Для Грищук та их победа стала колоссальным ударом. Когда она узнала, что Евгений и Майя в ее отсутствие стали кататься вместе, то и сама бросилась искать нового партнера. Им стал Жулин. Однако на том же самом чемпионате мира дуэт занял лишь третье место. А потом и вовсе распался: Жулин всерьез намеревался создать новую семью – с Татьяной Навкой – и совершенно не разделял намерений Паши кому-то что-то доказать. Она осталась одна. И было совершенно некого в этом винить…
Глава 3
Профессионалы
Окунуться в мир профессионального фигурного катания, совершенно закрытого из-за безденежья и недостатка информации для каких бы то ни было представителей российской прессы, мне удалось благодаря американскому кофе. Совершенно мерзкому для любого европейца растворимому напитку, популярному в США и Канаде, в котором соотношение горячей воды и порошка варьировалось в примерной пропорции пятьсот к одному.
Именно такой кофе в ассортименте предлагался журналистам в пресс-центре чемпионата мира-1996 в Эдмонтоне. Репортажи (с учетом разницы во времени) приходилось писать по ночам, и однажды – ближе к концу соревнований, когда хронический недосып стал уже совсем невыносимым, – я отправилась на поиски более тонизирующего, чем в пресс-центре, напитка.
Продавщица передвижной кофейни, установленной на одной из трибун, оказалась на редкость милой. На мой вопрос: «Что тут у вас покрепче?» она выставила на выбор два стеклянных кофейника, в которых плескалась подозрительно прозрачная коричневатая жидкость.
– А двойной сделать можно? – с надеждой спросила я.
– No problem! – заулыбалась девушка. С этими словами она щедро, с двух рук, плеснула жидкость в два пол-литровых бумажных стакана и следующим движением, с гордым восклицанием «Двойной!», лихо опрокинула обе емкости в картонное ведерко для попкорна.
Оставшиеся дни история ходила среди европейских коллег как анекдот. Потом забылась. Но вспомнилась снова, когда в начале осени я отправилась в посольство США получать визу для поездки в Олбани на чемпионат мира среди профессионалов.
Соревнования с таким названием в Америке более двадцати лет проводил двукратный олимпийский чемпион Дик Баттон. Приехать на турнир меня пригласила его помощница Ирина Риббенс, с которой, в свою очередь, меня в начале 1990-х познакомила Роднина. Проблема заключалась лишь в том, что в те годы американское посольство крайне нежелательно выдавало визы гражданам бывшего СССР, ужесточив процедуру оформления до абсурда. Выезжающему нужно было запастись каким-то немыслимым количеством справок, подтверждающих его благонадежность, состоятельность, семейный статус и множество прочих вещей, после чего – при личном собеседовании – он должен был аргументированно убедить представителя консульства в том, что, получив визу, ни в коем случае не намеревается остаться в США навсегда.
Сдав документы и отсидев в зале ожидания пять с половиной часов, я поймала себя на мысли, что ни в какую Америку уже не хочу в принципе. Настроение было злобным. Когда консульский помощник назвал мою фамилию, я встала и молча подошла к окну.
– Вы когда-нибудь бывали на американском континенте? – прозвучал первый вопрос.
– Да. Более того, в приглашении, которое вы держите в руках, написано, что я выиграла Олимпийские игры, которые в семьдесят шестом году проходили в Канаде. В девяносто втором я была представлена в Зал спортивной славы плавания в США, о чем тоже написано в этой бумаге, – по-английски, тщательнейшим образом контролируя интонацию и артикуляцию, ответила я.
Американец надолго задумался. И выдал фразу, от которой я чуть было не села на пол:
– То, что вы выиграли Олимпийские игры в Канаде и представлены в Зал славы в США, не может являться убедительным доказательством того, что вы когда-либо были на американском континенте лично.
– Тогда мне остается поздравить американское правительство с тем, что у него такие творческие и бдительные сотрудники, – язвительно парировала я. – Верните, пожалуйста, паспорт.
Явно нештатная ситуация повергла чиновника в замешательство:
– Подождите. Вы утверждаете, что все-таки бывали в Америке. Вам там нравится?
– Нет.
– Но почему???
– Видите ли, я – журналист. Привыкла работать по ночам и пить кофе. Много кофе. Должна вам сказать, что напиток, который подают под этим названием в вашей стране, равно как и в Канаде, не имеет к кофе никакого отношения. Вас кто-то обманул…
Через час мне отдали паспорт. В нем стояла многократная американская виза сроком на три года.
В Олбани я добралась без проблем и сразу окунулась в совершенно новый для себя мир. Потрясало все. От суперльготных (не дороже восьмидесяти долларов за сутки) цен за номер в роскошнейших пятизвездных отелях, установленных специально для гостей чемпионата на весь срок его проведения, до блистательно продуманной организации всего процесса. Эксклюзивное интервью можно было получить у любой звезды по первому требованию – для их организации в команде Баттона существовал целый штат сотрудников. Они же снабжали прессу самыми удобными билетами, оговаривая лишь одно, но категорическое условие: хочешь стоять непосредственно у кромки льда – будь добр, оденься в черное. Таковы были требования телевидения: нижние ярусы стадиона ни в коем случае не должны были бликовать ничем, кроме драгоценностей. В черное одевались судьи, технические специалисты, фотографы, и даже бортики катка и постаменты для телекамер на время выступлений затягивались матовым бархатом.
И никакой рекламы.
Свои соревнования Баттон начал проводить в 1973-м. Хотя задумал их на десять лет раньше, когда сам, обладая помимо пяти мировых и двух олимпийских высших титулов званием семикратного чемпиона США, понял, что ему не выиграть в восьмой раз.
Он с блеском окончил знаменитый Гарвардский университет, собирался продолжить юридическое образование, но понимал при этом, что гораздо больше хочет остаться фигуристом. Однако даже в своей стране 32-летнему спортсмену все чаще давали понять, что пора уйти – освободить путь к медалям более молодым спортсменам.