Слезы на льду
Шрифт:
– Я уже не могла продолжать с ней работать. Видимо, во мне закончилось терпение. А без этого качества работать тренером бессмысленно. Результата не будет. Что ж, видимо, именно так мне было суждено заплатить за все предыдущие успехи. Это больно…
Глава 10
Битва титанов
В конце марта 1998 года по ледовому сообществу поползли слухи: чемпион мира Алексей Ягудин решил уйти от своего тренера Алексея Мишина, вместе с которым работал много лет, к Тарасовой.
Проверить достоверность факта было не так просто. Ягудин гастролировал по Америке в составе знаменитого чемпионского «Тура Коллинза», Мишин тоже находился за океаном, куда был приглашен
– Я очень устала. Не хочу даже думать о катке. И вряд ли раньше августа захочу.
Понять тренера было несложно. Работа с Куликом вымотала Тарасову до последнего предела. Разрыв после Игр в Нагано получился тяжелым. Илья, не особо вдаваясь в объяснения, отказался от участия в чемпионате мира, победить в котором мог, что называется, «на одной ноге»: настолько хорош он был в том олимпийском сезоне. Я искренне сочувствовала Тарасовой, для которой фигурист за годы совместной работы стал практически любимым ребенком, но могла понять и Кулика. Он слишком тяжело и слишком долго пахал ради той олимпийской победы. И, выиграв, просто не справился с выплеснувшимся наружу стрессом. Рвался уйти от всего. От спорта, от тренера, от непрерывной опеки и запредельных требований. Тарасовой Илья бросил на прощание на редкость обидную фразу:
– Я выполнил свою работу, вы – свою. Больше вы мне не нужны!
Но именно эта фраза была абсолютно честной в своей сути. Потому что лишний раз подтверждала: отношения между спортсменом и тренером в большом спорте – это брак по расчету. В какой-то степени Тарасова сама подтвердила это много лет спустя, сказав:
– Несмотря ни на что, я благодарна Илюше. Я сделала его олимпийским чемпионом, он помог мне войти в тренерскую элиту в мужском одиночном катании.
Впрочем, в 1998-м тренер вряд ли думала об этом. Пережила нервный срыв, почти месяц приходила в себя в элитном подмосковном санатории, сведя к минимуму все контакты с миром фигурного катания. Возможно, искренне верила, что, поставив крест на работе с Куликом, навсегда ушла из спорта. Собиралась окончательно перебраться из Америки в Россию: освободила квартиру в Мальборо, упаковала вещи. И наотрез отказывалась даже обсуждать слухи о возможном возвращении на лед. Но депрессивные настроения оказались недолгими. В первых числах июня Тарасова вернулась в Москву. Спустя неделю, навестив тренера у нее дома, я услышала:
– Вот теперь можете считать мои слова официальным заявлением: мы с Ягудиным начинаем работать вместе.
Чуть позже выяснились подробности, побудившие фигуриста расстаться с прежним наставником. Ягудин, которого Алексей Мишин вез в олимпийский Нагано чуть ли не фаворитом, жутко простудился там по собственной безалаберности – сел после тренировки под холодный кондиционер. Катался в итоге с высоченной – под 40 – температурой и еле довел выступление до конца. Для Мишина это был страшный удар, перечеркнувший все годы предыдущей работы. Никогда – ни до, ни после – тренер не позволял эмоциям выходить из-под контроля. В Нагано не выдержал: увидев первые оценки, ушел за кулисы катка, оставив своего спортсмена в одиночестве перед десятком телекамер.
Холодок в их отношениях появился уже тогда. Не помогла даже последующая победа Алексея в чемпионате мира: он четко чувствовал, что главную ставку тренер делает уже не на него, а на 14-летнего Женю Плющенко.
Такого спортсмены не прощают.
– Самое страшное – когда пропадает взаимное доверие, – говорила мне по этому поводуТарасова. – Если спортсмен перестает верить тренеру, дальнейшая работа теряет всякий смысл. Можно быть жестким, жестоким в работе, но при этом твой ученик должен абсолютно точно знать, что ты всегда на его стороне. Что он не один против всех, а вы вдвоем. Но главное, нельзя ни в коем случае даже нечаянно показать, что кто-то из учеников тебе ближе и роднее. Иначе возникает дикая ревность, которая разрушает все.
Наверное, ревность и стала следствием того, что, уехав после чемпионата мира в показательный американский тур, Ягудин позвонил Тарасовой.
– Я сначала даже слушать ничего не хотела, – вспоминала она. – Подготовка к Олимпийским играм и сами Игры дались мне настолько тяжело, что после всего этого хотелось элементарно привести в порядок голову и нервы. Чтобы вы поняли, в каком состоянии я была после Нагано, скажу, что даже в Ганновере, где живет и работает мой муж и где меня окружали родные люди, я неделями не могла разговаривать, «доброе утро» – и то не всегда произносила. Ягудину же тогда сказала: «Позвони мне еще раз, когда сможешь четко сформулировать, почему решил уйти от тренера». В отношениях бывает разное. И ни в коем случае нельзя решать такие вещи сгоряча.
– Судя по тому, что теперь вы работаете вместе, причина показалась вам достаточно весомой?
– Достаточной, чтобы понять и согласиться помочь.
Причина, сформулированная Ягудиным, звучала коротко: «Меня там не любят». А год спустя фигурист второй раз подряд стал чемпионом мира.
Этот момент стал отправной точкой начала большой войны. Согласившись взять к себе Ягудина, Тарасова тем самым бросила вызов самому знающему и, возможно, самому амбициозному в мире корифею мужского одиночного катания. В конце 1998-го в одной из наших бесед Мишин блестяще сформулировал свое кредо:
– Когда тренер говорит, что считает главным – воплотить на льду музыку, то для меня это, простите, детский лепет на лужайке. Не об этом надо думать. А о том, чтобы завоевать медаль и победить всех соперников. Надо видеть конечную задачу – goal, как говорят американцы. А она в спорте одна – выиграть. Вот и я прежде всего думаю, что, во-первых, моя программа должна быть безупречной технически, чтобы спортсмен мог с ней победить. Во-вторых, она должна быть предельно удобной для фигуриста, чтобы он мог ее выполнить так, чтобы победить. В-третьих, программа должна понравиться судьям, чтобы они оценили ее максимально высоко и ты опять же мог бы победить.
Тогда, впрочем, Мишину и в голову не приходило расценивать Тарасову как серьезного соперника. Пусть даже с Ягудиным. Но в первой публичной стычке мирового масштаба они с Плющенко остались проигравшими. Спустя год – еще раз: на чемпионате мира-2000 в Ницце.
Все акценты отношений двух титанов мужского катания, равно как и их тренеров, были к тому времени расставлены совершенно четко. Незадолго до мирового первенства Ягудин проиграл чемпионат страны, а затем – Европы.
– Плющенко не просто выиграл. Он превзошел соперника по всем статьям, – поспешил объявить журналистам Мишин.
Европейское первенство проходило в Вене. Незадолго до этого Ягудин сломал руку – выступал, не снимая гипса. К тому же его уже второй год всерьез беспокоила травма бедра. С учетом всех этих сложностей я решила, что второе место – вовсе не повод для расстройства, и пригласила фигуриста на интервью. Однако в назначенное время фойе отеля оказалось пустым.
Прождав час и обозлившись до последнего предела, я вдруг заметила мелькнувшую в одном из зеркал знакомую русую шевелюру. Ягудин стоял за колонной, скрытый со всех сторон буйной декоративной растительностью, и, судя по этой маскировке, совершенно не собирался показываться журналисту на глаза. Это выглядело так по-детски, что эмоции мигом уступили место состраданию. Слишком горестной, несчастной и оттого беззащитной выглядела фигурка под роскошными гостиничными пальмами.