Слезы на льду
Шрифт:
На стороне Мишина был колоссальный козырь: поддержка Федерации фигурного катания, а значит и российских судей. Это было очевидно на всех без исключения турнирах, где два российских фигуриста соревновались друг против друга: сколь бы равной ни была борьба, российский арбитр неизменно отдавал свой голос в пользу Плющенко. Но козыри имелись и у Тарасовой. Олимпийские программы Ягудина оказались стопроцентным попаданием в «десятку». А вот новая произвольная программа Плющенко получилась неудачной. Окончательно очевидно это стало на финальном этапе серии «Гран-при» в канадском Китченере. Евгений проиграл, и композицию было решено
Отчаянно смелая и крайне рискованная задумка Мишина и Плющенко, безусловно, заслуживала уважения. И тем не менее означала признание собственного промаха. Журналисты незамедлительно отметили, что если Евгению удастся победить в Солт-Лейк-Сити с абсолютно новой, нигде до этого не обкатанной композицией, то это будет первым таким случаем в истории. Не потому, что никто не рисковал менять программы за считанные недели до Олимпийских игр. Пробовали. Те же Торвилл и Дин – перед Олимпийскими играми в Лиллехаммере. Но никогда эти замены не приносили желаемого результата.
Тарасова к тому же сделала весьма нетривиальный, сильно всколыхнувший общественность шаг. Пригласила в бригаду хорошо известного в спортивных кругах психолога Рудольфа Загайнова. В самом факте такого обращения не было ничего нового. С психологами в разное время сотрудничали многие известные спортсмены. Однако личность Загайнова была в каком-то смысле одиозной. Каждый раз, когда в том или ином разговоре упоминалось его имя, кто-нибудь непременно вспоминал: «Тот самый маг, который сумел загипнотизировать Анатолия Карпова».
Психолог действительно много работал в шахматах. Сначала – против Карпова (помогал его тогдашнему сопернику Виктору Корчному), затем – на стороне Карпова против Гарри Каспарова. О первом периоде своей работы он написал в конце 1980-х книжку «Поражение». Те мемуары стали поводом для нашего знакомства. Любой литературный труд до его публикации было принято отдавать на рецензию. В качестве рецензента Загайнов выбрал моего отца, работавшего в то время директором Научно-исследовательского института физкультуры. А тот, сославшись на занятость, перепоручил рукопись мне.
Личное знакомство состоялось чуть позже. Тогда Загайнов бросил:
– Жаль, что нам с вами не довелось поработать, когда вы были спортсменкой. Я бы мог сильно помочь.
На фразу маститого специалиста я самоуверенно хихикнула:
– Если бы мне был нужен психолог, я вряд ли сумела бы стать олимпийской чемпионкой.
Новость, что с Загайновым стала работать Тарасова, удивила настолько, что я даже растерялась. По моим представлениям, такой мощный тренер, как она, меньше всего нуждается в психотерапевтических услугах. Впрочем, Тарасова развеяла недоумение быстро:
– Мне не нужен психолог. Но я не могу во время соревнований войти в мужскую раздевалку. А значит не могу исключить ситуацию, в которой моему спортсмену могут перед стартом наговорить гадостей, вывести его из равновесия. Поэтому я и пригласила Загайнова. Он сам кому хочешь что угодно сказать может. К тому же Ягудин – такой спортсмен, которого нужно постоянно держать под контролем. Я и так провожу с ним очень много времени. От этого он слишком устает. Мы с хореографом Николаем Морозовым и Загайновым очень четко продумываем график каждого дня. Строим работу так, чтобы заниматься Ягудиным попеременно. Ну а все разговоры о том, что Загайнов способен загипнотизировать любого… Пусть говорят.
Положа руку на сердце, подобную позицию вряд ли можно считать этичной. Однако в правила игры большого спорта она вписывалась прекрасно. Разговоры о гипнотизерском всемогуществе Загайнова передавались из уст в уста, дошли до Мишина, а тот необдуманно сказал об этом ученику. Похоже, Плющенко поверил этому всерьез. У него появился подсознательный страх. И как следствие – неуверенность.
Сам ли Загайнов стал виновником падения Плющенко в короткой программе или спортсмен просто не выдержал постоянной нервотрепки и давления, было по большому счету неважно. Факт оставался фактом: одна-единственная ошибка обернулась для Евгения и его тренера крушением всех надежд.
К победе Ягудина это, впрочем, не имело ни малейшего отношения. Блистательным со всех точек зрения финальным прокатом Алексей расставил все точки и акценты. И дал понять всем, что ему совершенно наплевать, ошибся или нет Плющенко в короткой программе, есть ли в судейской бригаде «свой» арбитр… Счет по раскладу мест между ним и неизменным соперником оказался не 5:4 – как в финальной дуэли «Гран-при», а 9:0! Чистая победа. Туше!
Журналистам оставалось фиксировать факты: ни один олимпийский чемпион до Ягудина не прыгал четыре оборота в сочетании с тройным и двойным прыжками. Ни один олимпийский чемпион не включал в программу два четверных (Илья Кулик в Нагано исполнил этот элемент лишь раз). Наконец, ни один олимпийский чемпион не получал от судей в олимпийском финале больше одной «шестерки». Последними, кто удостаивался такой оценки на Играх в Нагано, были канадец Элвис Стойко и француз Филипп Канделоро. Ягудин же получил четыре высшие оценки.
Там же, в Солт-Лейк-Сити, на пресс-конференции после победы он впервые дал волю публичным эмоциям. Когда Алексей Мишин, отвечая на чей-то вопрос, начал рассуждать о вкладе тренеров (и своем в том числе) в только что свершившуюся олимпийскую победу, заметил, что горд тем, что на пьедестале стоят два его ученика, Ягудин прервал его на полуслове: «Эта медаль принадлежит только мне и Татьяне Тарасовой».
Спустя месяц Алексей в четвертый раз стал чемпионом мира, записав на свой счет еще одно неофициальное достижение: выиграть в течение одного сезона все крупнейшие соревнования до него тоже не удавалось никому…
Спустя несколько месяцев я была разбужена неурочным звонком. Выступая на турнире «Гран-при» в США, Ягудин был вынужден впервые в жизни сняться с соревнований. Причина заключалась в обострении застарелой и не очень поддающейся лечению травмы тазобедренного сустава. Нога и раньше беспокоила спортсмена, но на этот раз дикую боль не удавалось приглушить никакими анестезирующими уколами. Врачи настаивали на срочной операции, поскольку в суставе обнаружились серьезные изменения, и трудно было не понять, что для Ягудина все случившееся, несмотря на его жгучее желание остаться в спорте еще на четыре года, почти наверняка означает конец любительской карьеры. Таким образом самая бескомпромиссная, фантастически красивая и одновременно драматичная дуэль двух выдающихся фигуристов была завершена…