Слезы Тесс
Шрифт:
Открывая дверь, Кожаный Жилет зло оскалился, а Рваный Шрам провёл меня внутрь. Комната была точно такой же, как и та, в которой мы жили: без окон и только с одной дверью.
Щелчок закрывающегося замка, словно атомная бомба, взорвался в моей груди чувством всепоглощающей паники.
Невозможно было описать все, что было в этом месте: в центре комнаты были расставлены «пыточные штуковины», половину занимало кресло дантиста, а другую половину гинекологический многофункциональный стол-стул с подставками для ног и рычажками для
Немного поодаль, в стороне стоял хирургический стол из нержавеющей стали, наполненный разными инструментами родом из моих самых ужаснейших кошмаров, и все сверкало опасными остриями под огромной лампой, которая висела над этим столом.
Я закрыла рот, поджав губы в тонкую линию, я пыталась забиться глубоко в себя, пытаясь, стать невидимой. Отключись, Тесс. Исчезни из этого ада.
Иглы, скальпели, стеклянные колбы, наполненные прозрачными блестящими жидкостями, и кожаные ремни предвещали мою скорую смерть, когда Рваный Шрам толкнул меня вперёд. У меня не было сил двигаться, я была скованна болью, но смогла отвернуться. Я просто не могла сесть в это кресло. Я НЕ МОГЛА.
Веревка опять затянулась туже вокруг моей шеи, и я вцепилась в неё обломанными ногтями и беспокойно дрожащими пальцами.
— НЕТ!
Чужие руки человека, которого я не могла увидеть позади себя, схватили меня голую и полупотащили, полуотнесли на стул. Вместе с Рваным Шрамом они положили меня на скрипучую, пропитанную кровью кожаную обивку стула, и Рваный Шрам, обойдя сзади, потянул веревку, принуждая меня лечь и замолчать.
Я чувствовала, что моя кожа липнет к обивке кожаного стула, издавая хлюпающие звуки, а дыхание было наполнено паникой.
Человек, который помог бросить меня на стул, появился надо мной.
Этим неизвестным оказалась молодая женщина с жестоким выражением лица, обрамленным блестящим кудрявым ореолом тёмных волос. На ее губах можно было заметить ранние морщинки, свойственные курильщикам, и такие же чёрные бездушные глаза, как и у тех мужчин. С одного уха у нее свободно свисала хирургическая маска, а латексные перчатки покрывали ее пальцы, словно у вора.
Гнев поглотил меня. Она была женщиной, помогающей торговать другими женщинами, предательницей всего женского пола.
— Как ты можешь, сука? Как ты можешь быть частью всего этого?
Рваный Шрам подошёл ко мне сзади, сдавливая мои щеки в предупреждении. Женщина не ответила, но отвела глаза. Не потому, что она была смущена или в ней пробудились ещё какие-то чувства, а лишь для того, чтобы крепко затянуть ремешки на моих предплечьях. После того как она убедилась, что все хорошо затянуто, широко развела мне ноги и поставила на подставки, предварительно зафиксировав щиколотки, стягивая кожаные ремешки настолько туго, что мне казалось, будто в мою кожу вонзилось миллион клыков.
Отчаяние окрасило мои щеки, так как я была не просто обнажена, но еще и беспомощна.
Через стену послышался ужасный крик, но так же быстро прекратился, как и появился. Мои глаза широко раскрылись. О боже, что произошло?
Сначала моё дыхание сбилось из-за маленького пространства, окружающего меня, затем участилось и стало совсем прерывистым. Женщина натянула маску на лицо и разорвала стерильный пакет.
Мне хотелось закрыть глаза, чтобы избежать понимания того, что в том пластиковом пакете, но я просто не могла отвести взгляда. С каким-то больным удовлетворением, я смотрела на то, как она вставляет иглу в ручку какой-то странной штуковины, добавив в неё чёрную краску, похожую на чернила.
Что это была за фигня?
Рваный Шрам схватил другую бутылку и облил её содержимым нижнюю часть моего запястья, отодвинув браслет Брэкса немного выше по моей руке. Моё сердце сжалось от чувства болезненной потери. Браслет Брэкса был единственной вещью, которая осталась мне от него. Они позволили оставить его. Совершенно беспочвенное чувство благодарности наполнило меня, хоть его эти ублюдки не украли, как все остальное.
Рваный Шрам протер мои запястья кусочком ватки, а затем кивнул женщине.
Она наклонилась над моей мокрой рукой, положив на нее копирку с заранее нанесенным рисунком. Крепко прижала его, чтобы он отпечатался, и убедилась, что изображение осталось, а на руке отпечатались переводные линии штрих-кода.
Удалив копирку, она взяла тату-ручку, наполненную чёрной краской, и нажала кнопку включения. Механический трещащий звук завибрировал в воздухе.
Дерьмо, они собирались сделать мне татуировку! Прежде я никогда их не делала, никогда не влюблялась в картинку так сильно, чтобы захотеть видеть ее на своей коже постоянно, и я не хотела штрихкод.
— Остановитесь! Прекратите! Перестаньте!
Лицо Рваного Шрама уставилось в мое, когда острая иголка тату-машинки вонзилась мне в кожу. Тоненькие маленькие иголочки протыкали её насквозь, будто прошивая.
— Признай, что ты больше не женщина. Ты — товар. И, чтобы продать его, у него должен быть штрихкод.
Я хотела плюнуть в него, но удержалась. Насколько это было унизительно: ощущать, что тебя просто прировняли к скоту. Я прикусила губу от досады и просто стонала от отчаяния сквозь прикрытые губы.
Я бы удалила эту татуировку с помощью лазера, когда убежала бы.
Клеймо начало сильно жечь, секунды превращались в минуты.
Больше я не была Тесс. Я была знаком доллара?
Наконец, тату-машинка остановилась, издав жужжащий звук. Я вздохнула, когда женщина намазала запястье каким-то гелем и заклеила его пластырем.
Черное пятно выглядело дешево и вульгарно на моей красной, опухшей коже. Это моя первая татуировка, и она опускала меня от собаки до готового товара. Доступной вещи. Предмет. Ни больше. Ни меньше.